Taf

Ответы в темах

Просмотр 15 сообщений - с 31 по 45 (из 147 всего)
  • Автор
    Сообщения
  • в ответ на: Тафгаи НХЛ #7747

    Даррен Маккарти. Глава XI

    null

    Алкоголику не нужна причина для того, чтобы начать пить. Ему нужен повод, чтобы прекратить. В 2006 году я отметил десятилетие с того момента, как бросил пить. Но в один день я проснулся на Гавайях и подумал, что неплохо бы промочить горло. От чего у меня появилась такая мысль? Может, в моей жизни просто все было слишком хорошо.

    На Гавайях отдыхали еще восемь игроков «Калгари» с женами. Я отдыхал вместе с подругой – Анной Окушко. Мы познакомились еще в Калгари. Я запил сильно. Наверное, все это отметили, но ничего не сказали. Ведь мои партнеры по команде еще не знали меня достаточно хорошо. О моих проблемах знал только Крис Саймон, но его не было рядом.

    Если бы это случилось в «Детройте», то Крис Дрэйпер, или Кирк Молтби, или Крис Осгуд, или Стивен Айзерман – кто-нибудь постарался привести меня в чувства. Наверное, их усилия были бы тщетны, но они хотя бы постарались. Нельзя остановить алкоголика, если он сам не хочет остановиться.

    Давайте сразу проясним один момент. Я не говорю, что не брал в рот ни капли спиртного 10 лет. Я просто не напивался до беспамятства. Когда я завязал, то был чист как стеклышко три года. Но после смерти отчима я подсел на наркотики. Боролся с зависимостью от экстази. Но с 1999 года я не переставал употреблять марихуану. Без сомнения, она позволяла мне сохранять контроль.

    Начав вновь выпивать, я быстро стал скатываться вниз. После Гаваев я вернулся в Детройт, а потом отправился в Лас-Вегас. Туда же прилетела и Анна, хотя я чувствовал, что мы близки к разрыву. Я отлично проводил время, но моя подруга была несчастна, поэтому я предложил: «А почему бы нам не пожениться?» В тот момент я был в говно. И моя пьяная логика подсказала, что лучше жениться, чем разойтись.

    На следующий день мы поженились. Два ее друга были свидетелями. Больше не было никого. Я был в таком плохом состоянии, что даже не смог остаться на банкет. Сразу пошел в номер, чтобы проспаться.

    Но самой низкой точкой моего падения стала поездка на фестиваль Ozzfest 29 июля 2006 года. Я планировал сгонять на денек. В итоге, меня не было две недели.

    В первую очередь, я хотел посмотреть на выступление Black Label Society и в частности великого гитариста Зака Уайлда. В какой-то момент меня заметил один из охранников, который оказался хоккейным фанатом. Он провел меня за сцену.

    Там я познакомился со всеми членами группы. Мы выпили, после чего мне предложили: «Черт, мы направляемся в Хартфорд. Погнали с нами?!» От таких предложений не отказываются.

    Меня взяли в качестве «роуди» – вспомогательного персонала. Поэтому мне пришлось выполнять кое-какие обязанности: перетаскивать вещи, аппаратуру… Конечно, выпивали мы с парнями знатно. Однажды мы даже устроили соревнование по выпиванию пива. Кто больше сможет выпить «Гиннеса Стаут». Как потом выяснилось, соперники жульничали, так как после каждой кружки ходили в туалет и блевали. Я же продержался до самого конца, зато уже в автобусе почувствовал рвотные позывы. Я уделал весь пол.

    Следующее, что я помню, это пробуждение. Я лежал на подушке, лицо накрыто мокрым полотенцем. Рядом с диваном, прямо на полу рядом со мной лежал величайший гитарист современности Зак Уайлд. Он спросил: «Чувак, все нормально?» – «Ага. Мужик, спасибо, что позаботился обо мне». – «Ерунда. Мы не бросаем людей в беде».

    Через пять дней я покинул Black Label Society и присоединился к System of a Down. Здесь было еще проще. Я нажирался, обдалбливался и просто привыкал к жизни рокера.

    Дома от меня не получали вестей 12 дней. Бедная Анна. Она понятия не имела, на что подписывается. Когда я вернулся, наконец-то, домой, то моя мама, моя сестра и моя бывшая жена устроили интервенцию.

    Я знал, что это произойдет. Как я уже рассказывал, у меня перед глазами был пример Боба Проберта. Он показал мне грань, которую нельзя переступать. Так что моя семья смогла убедить меня лечь в реабилитационный центр. Пять недель в Миннесоте.

    Я понимал, что не успею вернуться к открытию тренировочного лагеря. Форма моя также будет далека от идеальной. Но я был бы хотя бы чист и трезв.

    Я не стал юлить и рассказал все руководству. Клуб поддержал меня и мое решение. Дэррил Саттер заверил, что это не повлияет на мой статус в команде. Я также не чувствовал никакой угрозы в этом плане.

    На пост главного тренера «Флэймс» был назначен Джим Плейфэйр, который раньше был помощником Саттера. Он знал всех игроков и у них с Дэррилом был одинаковый взгляд на игру. Увы, но мои предположения оказались неверны.

    Да, Плейфэйр был помощником Саттера, но он работал с защитниками. При первом нашем разговоре после моего возвращения он заявил, что понимает сложность моей ситуации. Его отец также боролся с алкоголизмом. Но я быстро осознал, что не играю для его команды той же роли, что и для Саттера. Отношение игроков ко мне не изменилось, но вот тренерский штаб…

    Надо признать, что я был далек от идеальной формы. Мне уже было 34 года. Я смирился с тем, что буду проводить на льду 8-10 минут, исполняя определенную, четкую роль. Но Плейфэйр давал мне только 5 минут игрового времени. Будто я ничего не умею, кроме как махать кулаками. В итоге, я быстро потерял интерес.

    На протяжении всей карьеры я был верным солдатом. Я был готов пойти на все, чтобы защитить своих партнеров. Если ко мне относились с уважением, то преданнее меня человека не найти. Но если тренеры не ценят мои усилия, то жажда борьбы угасает. Так я устроен. Я был готов перегрызть глотку врагу за Скотти Боумэна. Я чувствовал, что он ценит мои усилия. Такие же отношения у нас сложились и с Дэррилом Саттером.

    Но я не чувствовал связи с Плейфэйром. Возможно, это только мои проблемы. На все вышло именно так.

    Я обсудил сложившуюся ситуацию с Дэррилом Саттером. Но он заявил, что позволит Плейфэйру принимать собственные решения. Саттер – честный человек, он не будет хитрить. Он был генеральным менеджером и не собирался лезть в тренерскую работу. И я уважаю его за такой подход.

    По ходу сезона я получил травму, что, конечно, только усугубило мое положение. В итоге, я принял участие только в 32 встречах, проводя на льду в среднем около 5 минут.

    Мой контракт с «Флэймс» подошел к концу. Я намеревался попробовать себе еще где-нибудь. Но мои планы нарушил звонок от представителей Ассоциации игроков НХЛ. Я вновь сдал положительный тест на употреблении марихуаны. Для меня это было не в первой в карьере. Однако употребление марихуаны не дает тебе никакого преимущества на льду, так что за это лига не могла меня дисквалифицировать. Однако, на тот момент я уже сдал столько положительных тестов, что для дисквалификации нужен был только формальный повод.

    Меня пригласили на заседании и объявили, что я не могу заключить контракт с другой командой. Меня не допустят к выступлениям до тех пор, пока я не пройду полный курс реабилитации.

    Это не стало для меня сюрпризом. Я знал, что молот правосудия рано или поздно обрушится на мою голову. Я понимал, что мне стоит прислушаться к людям.

    Я отправился в Калифорнию. На момент моего отъезда, мы даже планировали с Анной провести настоящую свадебную церемонию. Удивительно, но в реабилитационном центре даже поддержали эту идею. Мне разрешили вернуться в Калгари, дабы обновить наши клятвы в 2007 году.

    У меня было много времени на размышления. И, в конце концов, я осознал, что наш брак с Анной не будет счастливым. Она хотел детей. Я был честен с ней и признался, что больше не хочу заводить потомство. Ей было сложно смириться с этим. И рано или поздно это бы разрушило наш брак.

    Вернувшись в Калгари после лечения, я заявил Анне, что должен уехать в Детройт, должен восстановить связи с детьми. Она хотела ехать со мной, она хотела, чтобы я остался в Калгари и мы обсудили наш брак. В общем, если я уеду, то между нами все кончено.

    Пока она была на работе, я написал ей прощальное письмо. Собрал свои пожитки, закинул их в тачку и отправился в Детройт.

    Я любил Анну. Она была прекрасной женой. Она любила меня. Это прекрасный человек. Я никогда не хотел навредить ей. Она заслуживала большего, чем я мог предложить. Она просто стала жертвой обстоятельств. Я вел себя некрасиво по отношению к ней. Изменял. Она достойна большего.

    Моя первая жена – Черил – стала жаловаться, что дети растут без отца. Если бы остался в Калгари, то не смог бы видеться с ними. Я находился под серьезным давлением. Только потом я осознал, насколько действительно я некрасиво поступил с Анной. Считаю, что моя экс-жена умело сыграла на моем чувстве вины.

    Я много думаю о своих отношениях с семьей. Считаю, что Черил и дети не могут жаловаться на свое финансовое положение. Однако не чувствую благодарности за это. Пусть я оставался без гроша в кармане, но всегда следил, чтобы подобного не случилось с моей семьей. Черил никогда не ходила на работу и всегда была рядом с детьми. Несмотря на это, она до сих пор оспаривает в суде часть моей пенсии. И на чьи деньги она наняла хороших адвокатов, как думаете?

    Вернувшись в Детройт, я поселился в подвале дома Черил. Это было неверное решение, так как всплыли те проблемы, которых я пытался избежать, уйдя от нее.

    Мои мать и сестра всегда поддерживали Черил. Именно поэтому они так и не приняли Анну. А в тот период жизни мне очень требовалась их поддержка.

    К счастью, Анна нашла достойного мужчину. У нее появился столь долгожданный сын. С момента нашего расставания я общался с ней всего дважды. Но, как бы удивительно это не звучало, моя нынешняя жена – Шерил – подружилась с Анной. Они действительно нашли общий язык.

    Моя реабилитация завершилась в сентябре. Выйдя «на волю», у меня уже был план: я хотел возобновить карьеру. Но мне нужна была помощь. Многие люди могли позвонить мне, но я был готов набрать номер только одного человека. Криса Дрэйпера. Я не стал долго тянуть: «Мне нужна помощь». – «Все что угодно».

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7746

    Даррен Маккарти. Глава X

    null

    Представьте, что бы началось, если бы я в 2006 году подписал контракт с «Колорадо». Но я действительно был близок к этому шагу после того, как «Ред Уингс» выкупили мой контракт. Не думаю, что фанаты «красных крыльев» когда-нибудь простили бы меня.

    Когда клуб объявил, что расстается с Дерианом Хэтчером, Рэем Уитни и Дарреном Маккарти, то именно «Эвеланш» первыми проявили ко мне интерес. Конечно, я мечтал всю карьеру провести в «Детройте». Но я не был рассержен на генменеджера клуба Кена Холланда за принятое решение. Я понимал, что это логичный поступок.

    В сезоне-2003/04 зарплатная ведомость команды составляла 77 миллионов долларов. Однако потом последовал лок-аут, затем был введен потолок зарплат. Расставшись с Хэтчером (4,66 миллиона в год), Уитни (2,66) и мной (1,7) клуб приобрел практически 9 миллионов. Если бы я был в руководстве, то поступил бы также. Если бы я зарабатывал меньше миллиона в год, то еще мог бы повозмущаться решением. Но тогда я зарабатывал прилично. К тому же мне было 33 года, я пропустил много времени из-за травмы. Уязвимая позиция.

    Холланду было тяжело объявить о своем решение. Мы пробыли в одном коллективе 11 лет. Я всегда смотрел на него ни как на боса, а, скорее, как на отца. Поэтому я сам постарался облегчить расставание. Я заявил, что не затаил обиду и что я понимаю причины такого решения. Я могу винить только себя за то, что дал повод «Детройту» включить меня в список лишних игроков. Но тот момент у клуба накопилось много претензий ко мне. Они знали о моей наркотической зависимости, о моем распадающемся браке. Он беспокоились, что потенциальный развод только ухудшит ситуацию. К тому же, как я уже рассказывал, не все были довольно тем, что я так много времени уделяю музыке.

    В общем, я не был удивлен, когда узнал, что мой контракт выкупают. Гораздо больше я был удивлен, когда получил предложение от «Калгари». Мне лично позвонил генеральный менеджер и главный тренер «Флэймс» Дэррил Саттер. Он предложил мне двухлетний контракт с ежегодным окладом в 800 тысяч. На что я с радостью и согласился.

    Я был уверен, что Саттер станет идеальным тренером для меня. Он всегда с уважением относился ко мне. О большем я и не прошу. В чем-то Саттера можно сравнить со Скотти Боумэном. Оба – жесткие, принципиальные тренеры. Но со временем они смогли перестроиться и адаптироваться к изменениям в лиге, к новым требованиям.

    Саттер поставил меня в тройку со Стефаном Йеллом и Маркусом Нильсоном. В таком сочетании мы и провели большую часть сезона. Пусть мы не стали реинкарнацией «Grind Line», но действовали весьма эффективно.

    В «Калгари» собрался хороший коллектив. Отдельно мне помогло присутствие в команде Криса Саймона. Он также боролся со своими зависимостями. Так что я был не одинок. Он всегда был готов помочь мне примером или советом. Многие партнеры по команде знали о моих проблемах. Но никто не расспрашивал о подробностях. Только Саймон знал всю подноготную. Но этот не тот человек, который станет трепать языком.

    Так как мы не пили, то часто развозили парней после баров. Больше всего мы любили отвозить домой Миикку Кипрусоффа. Я считаю его одним из самых веселых людей, которых я встречал в своей карьере. Он очень любил «скотч» и, готов поклясться, что, чем больше он выпил, тем лучше становился его английский. Если вы могли прекрасно понять все, что он говорит, то может быть уверенным, что Миикка уже поддал.

    Повторюсь, в «Калгари» собралась отличная компания. Мы любили собираться группой и смотреть, к примеру, бои MMA. Конечно, к середине вечера мы уже разогревались и сами начинали бороться. Самые жесткие сражения проходили между Джеромом Игинлой и Чаком Кобасью. Несмотря на большую дружбу, парни иногда входили в раж и приходилось их разнимать и успокаивать. Нам даже пришлось наложить вето на просмотр MMA на время плей-офф, чтобы избежать глупых травм.

    Ретт Уорренер играл очень важную роль в коллективе. Я могу сравнить его с Крисом Челиосом – не было человека, который так бы заботился о партнерах по команде. И я никогда не забуду одну из вечеринок, что прошла в доме Уорренера. Это был канун Рождества. Ретт прекрасно подготовился. Весь дом был украшен, все блистало, прекрасные угощения – мечта. Все пришли со своими женами или подругами. Планировался чуть ли не светский вечер. Однако парни любили бухнуть на праздники, поэтому все проконтролировать было невозможно. Над праздником нависла угроза драки едой. И я говорю не о метании хлопьев в школьном кафетерии. В дело пошло все: индейка, картофельное пюре, кукуруза, клюква, кексы, шоколад… Бутылки красного вина без счета летели на пол.

    Понять, кто все это затеял также просто, как назвать виновника начала Первой мировой войны. Все участники указывали друг на друга. Лично я убежден, что Уорренер, как хозяин дома, и имел честь швырнуть первый кекс в Робина Регира. Хотя, возможно, у меня сложилось такое впечатление, так как Уорренер и Регир всегда были в первых рядах балагуров в команде. После первого броска званный вечер превратился в хаос.

    Никто не мог быть в безопасности. Игроки. Жены. Подруги. Настоящая артиллерийская атака из еды. Вот я уклоняюсь от бомбы из пюре, но через мгновение поражен снарядом из шоколада. В бою участвовали 30 человек. В какой-то момент Уорренер прыгнул за рождественскую ель и укрывался за ней, как за щитом.

    Соглашение и прекращении огня было принято через 15 минут. Дом был уничтожен. Наряды гостей тем более. Позже Уорренер рассказывал, что на то, чтобы привести все в порядок, у него ушло три дня. Я уверен, что никто из присутствующих никогда не забудет тот вечер. Да, в итоге, Уорренер пострадал больше всех. Но я уверен, что, если бы понадобилось, оно без тени сомнения устроил бы снова нечто подобное.

    С теплотой вспоминаю тот коллектив. У Регира было прозвище «Регги». Он был ответственным за музыку. Я любил тусоваться с молодыми парнями: Чаком Кобасью, Мэттом Ломбарди и Байроном Ричи. Мы обязательно устраивали хотя бы одну большую вечернику раз в месяц.

    Переезд в Калгари также был полезен мне и в личном плане. Там я смог поближе узнать своего биологического отца, Дуга Франкотти, который жил в Эдмонтоне. Я знал это с 1996 года, но тогда не был готов к встрече. В 2004 году, кажется, я решился. Мне нужно было получить ответы на некоторые вопросы.

    Мне было 32 года, когда я впервые встретил своего отца в сознательном возрасте. Это было во время выездной серии «Ред Уингс» по Канаде. Мы проговорили шесть часов. Он объяснил, что никогда не выходил на связь со мной, так как проходил по программе защиты свидетелей. Когда он работал в полиции, то смог засадить одного из главарей могущественной банды, поэтому его и включили в эту программу. Это напомнило мне те истории, что я рассказывал девушкам, дабы избавиться от них.

    За два года, что я был в Калгари, Дуг ни раз навещал меня. Он говорил, что следил за моей карьерой годами. Не знаю, верить ли всем его словам. Но наши встречи позволили пролить свет на некоторые проблемы. Дуг – алкоголик. Также он заядлый игрок. Моего отца постоянного достают кредиторы. У него много проблем, с которыми столкнулся и я. Да, от ген никуда не убежишь. Многие его демоны докучают и мне.

    Мы какое-то время поддерживали контакт. Но потом я осознал, что именно я являюсь инициатором этих встреч. Также он неохотно делился подробностями своей жизни. К примеру, что у него есть другая семья. В конце концов, мы перестали общаться. Два года назад он был в Уиндзоре и пытался связаться со мной. Когда я перезвонил, то его телефон был уже недоступен.

    Когда скончался Боб Проберт, я приехал на его похороны. Там я встретил своего отца. Мы немного поговорили. С тех пор я его не видел. Не знаю, что с ним сейчас.

    В «Калгари» мы делили обязанности тафгая с Крисом Саймоном. На его счету было восемь боев, на моем – семь, плюс один в плей-офф. В регулярном сезоне я проводил на льду в среднем минут 11. Завершил сезон с семью голами и шестью передачами. Казалось, Саттеру нравится моя игра. У меня никогда не возникало с тренером недопонимания.

    В плей-офф я забил два гола. К сожалению, мы уступили «Анахайму» в первом раунде в семиматчевой серии. Одна из моих шайб стала победной в овертайме. При счете 1:1 Кристиан Хуселиус объехал за воротами и выдал пас на пятак. Я в одно касание отправил снаряд мимо Ильи Брызгалова. Удивительно, как складывается судьба. Ведь несколько лет назад я тренировался вместе с юным Хуселиусом в тренинг-кэмпе Томаса Сторма.

    Я был настроен оптимистично относительно своего будущего. Казалось, я всем устраиваю «Калгари». Да и мне понравилось играть под руководством Саттера. Когда Дэррил привел «Лос-Анджелес» к победе в Кубке Стэнли-2012, то я не удивился. Было видно, что команда приняла тренера и его систему. Парни хотели играть и выигрывать ради тренера.

    Увы, я не знал, что на следующий сезон Саттера уже не будет на тренерской скамейке. Также я не мог предположить, что мои зависимости поразят меня с новой силой. Я достигну дна.

    12 июля «Флэймс» объявили, что Дэррил Саттер уходит с поста главного тренера клуба и сосредоточиться на работе генерального менеджера. Я не знал, как это изменит мой статус в команде. Честно говоря, мне было плевать. В тот момент я находился в жестком запое.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7745

    Даррен Маккарти. Глава IX

    null

    Я организовал собственную рок-группу – Grinder – во времена, когда еще выступал за «Детройт». Казалось, что я живу в сказке. Сколько мужчин в Северной Америке мечтали бы быть одновременно профессиональным атлетом и рокером?

    В 2005 году мы выступали перед 12-тысячной толпой в городе Понтиак, Мичиган. В этот момент я почувствовал такой же эмоциональный прилив, как и во время матча. Часто можно услышать истории, как спортсмены хотят после завершения карьеры оказаться на сцене. Думаю, они понимают, что там они вновь смогут испытать те же эмоции. Бывший игрок «Ред Уингс» Бойд Деверо, который неплохо играет на гитаре, даже связывался со мной и предлагал создать банду, состоящую из экс-игроков. Возможно, эта идея и может сработать. Думаю, что фанаты с удовольствием увидят бывших спортсменов в новом окружении.

    Душой нашего коллектива был Джеймс Андерс. Он научил меня практически всему, научил лучше понимать мир музыки. К сожалению, его уже нет с нами. Это огромная потеря не только для группы, но и для меня лично. Он умел найти подход ко мне, сдержать меня в рамках.

    Наша группа существовала в разных формациях с 1997 по 2006 год. Мы успели записать два альбома. На нашем счету также множество живых выступлений.

    В «Детройте» никогда до конца не понимали, как важна музыка для меня. В этом видели, скорее, отвлекающий фактор. Но я всерьез вознамерился закрепиться в музыкальном мире. Я был уверен, что смогу выполнять успешно обе работы. Как только я выходил на лед, то думал только о победе. Но в свободное время я хотел думать о музыке.

    Наша банда добилась некоторой известности. СМИ понравилась история о том, как тафгай НХЛ создает свою группу. MTV даже сняли передачу о нас.

    Я всегда адекватно оценивал свои музыкальные способности. Они не могут потрясти никого. Но я всегда готов был учиться новому, что мне удавалось. Я работал с преподавателями по вокалу. И через какое-то время я уже мог привлечь внимание аудитории.

    Со временем я также обрел некоторые знакомства в мире музыки. Я очень близко подружился с лидером Foo Fighters Дэвидом Гролом. Меня провели к ним в гримерную незадолго до начала их концерта. Знаете, самое страшное – это встретить кумира и разочароваться в нем, как в человеке. Но Грол даже превзошел мои ожидания.

    В начале 2000-х наша группа немного сбилась с пути, но после победы в Кубке Стэнли-2002, я вновь решил взяться за дело. Окунулся в работу с головой. Я арендовал помещения, где мы могли репетировать. Оборудовал его не только музыкальной аппаратурой, но и множеством других приятных мелочей: стол для бильярда, бар, спальня… Если подсчитывать все мои расходы, то они составили порядка 400 тысяч долларов.

    Огромную роль в нашей жизни играл Тим Драммонд. Он отвечал за все кроме творчества: переезды, обеспечение, охрана… И вскоре все ребята сплотились вокруг него. К тому же это был не самый простой человек. Бывший «Морской котик».

    Во время долгих переездов мы любили играть в игру, которая называлась «Как и чем Тим может убить тебя?» Правила крайне просты: ты называешь предмет, а Тим должен рассказать, каким способом с помощью этого предмета тебя можно угробить. На обдумывание ответа ему давалось 10 секунд. «Скрепка!» – «Раскрыть ее и воткнуть в артерию». – «Ручка!» – «Забить тебе ее в нос, чтобы она достала до мозга». Как-то кто-то придумал: «Парни, у меня есть интересный вариант. Пакет картофельных чипсов». – «Полный или пустой?» После этого ответа мы не могли перестать ржать несколько минут. Мы даже не услышали окончательный вариант ответа Тима. Тогда я осознал, что Драммонд может разобраться с каждым из нас без особых проблем.

    Мы до сих пор дружим. Когда он рядом, то всегда присматривает за мной. Моя жена называет его «Гудини», так как, если в толпе во время автограф-сессии начинаются какие-то беспорядки, то Тим в мгновение ока сглаживает ситуацию.

    Один из моих любимых моментов, связанных с группой, произошел в маленьком клубе в Москве. Некоторые игроки «Детройта» приехали тогда в Россию, чтобы принять участие в благотворительной игре, организованной Игорем Ларионовым. С нами приехал и Кид Рок. Я вместе с ним вышел на сцену и исполнил песню Lynard Skynard «Sweet Home Alabama».

    Локаут сезона-2004/05 позволил мне полностью сосредоточиться на музыке. Мы даже устроили тур по стране. Набралось около 80 выступлений. Да, все это влетело мне в копеечку, но я ни капельки не сожалею.

    Музыка всегда оказывала на меня терапевтическое воздействие. Честно признаюсь, мог бы быть в гораздо более плохом состоянии, если бы не группа. Музыка помогла мне лучше узнать самого себя. Лучше понять свои ошибки, понять свою цель в жизни. Моя любимая наша песня называется «Be Me». Я рассказываю в ней о своих чувствах. И она актуальна до сих пор. Любой музыкант должен вкладывать душу в свое творчество.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7744

    Даррен Маккарти. Глава VIII

    null

    Сделав хет-трик в первом матче финала Западной конференции против «Колорадо» (5:3) в 2002 году, я в шутку сказал журналистам, что они стали свидетелями начала конца света: «Доставайте свои Библии, ибо грядет апокалипсис», – съязвил я.

    Это единственный случай в моей карьере, когда я отметился хет-триком в НХЛ. И сделать мне это удалось в противостоянии с одним из величайших вратарей в истории – Патриком Руа. Занятно, но мне всегда казалось, что Руа – мой «клиент». У каждого профессионального хоккеиста есть любимые и нелюбимые оппоненты. Бывают вратари, которых, кажется, просто невозможно пробить. Куда бы ты не бросал, их ловушка всегда накрывала твою шайбу. Со временем это уже перерастает в вопрос психологии. Но мне всегда казалось, что игры против Патрика мне удавались.

    Я никогда не был бомбардиром. 12-15 голов за сезон – моя норма. Но на моем счету есть несколько очень важных шайб. Я всегда чувствовал, что могу сыграть важную роль в решающей встрече.

    Конечно, серия между «Детройтом» и «Колорадо» считалась преждевременным финалом. СМИ считали, что победитель нашего противостояния обязательно выиграет Кубок Стэнли.

    Первая игра состоялась 18 мая. Я помню это, так как 20 мая День Рождения моего первенца – Гриффина. В том году ему исполнилось 6 лет. За день до старта серии я спросил сына, чтобы он хотел в подарок. «Папа, я хочу, чтобы завтра ты забил», – ответил он.

    После игры Гриффин был первым, кто встретил меня. «Я знаю, что ты просил забить, но я отличился трижды. Надеюсь, ты не разочарован». В ответ он обнял меня с такой нежностью и теплотой, что я чуть не расплакался. Нет ничего приятнее, чем обрадовать свое собственного ребенка.

    Возвращаясь к Руа, может это и удивит вас, но я испытывал к нему чувство огромного уважения. Мне всегда нравились его самоотдача и энергетика. Он всегда стоял горой за своих партнеров. Носитель истинного духа победителя.

    «Эвеланш» на тот момент были действующими обладателями Кубка. И мы не ждали, что они сдадутся после первой неудачи. Так и получилась. Серия была изматывающая. Три из первых пяти матчей заканчивались только в овертайме. Мы уступали 2-3 перед шестой встречей, что должна была пройти в Детройте.

    Нам удалось выиграть. Сначала Руа выронил шайбу после броска Айзермана и Шенахан открыл счет в матче. Во втором периоде мы с Молтби убежали в контратаку в меньшинстве и я поразил ближний угол. Кирк всегда жаловался, что в таких ситуациях я даже не смотрю в его сторону. «Когда убегаешь 2 в 1 с Ди-Маком, тебе остается только готовиться сыграть на добивание», – отшучивался он после игры.

    В решающем матче мы захватили преимущество после первого периода – 4:0 (отличились Хольмстрем, Федоров, Робитайл, а потом снова Хольмстрем). Это был самый тяжелый перерыв в моей карьере. В раздевалке стояла гробовая тишина. Мы были уверены в своих сил, но нас просто шокировал ход первого периода. По-настоящему стрессовая ситуация. В составе «Ред Уингс» в том сезоне играли: Айзерман, Гашек, Робитайл, Лидстрем, Челиос, Федоров, Халл, Ларионов и Шенахан. Команда Зала славы. Девятерым игрокам было 35 лет или больше. 17 человек были старше 30. Мы были обязаны выиграть.

    Иногда страх потерпеть поражение становится лучшей мотивацией. Но мы не были готовы к такому. Мы просто не знали, как себя вести. Нашей главной целью на старт второго периода было не пропустить быстрый гол, чтобы «лавины» не обрели уверенность. Но мы вздохнули с облегчением только после того, как Халл забил пятую шайбу во второй двадцатиминутке. Итоговый счет – 7:0.

    Гашек отстоял на ноль в двух матчах подряд. Да, у Доминика были свои заскоки, но все это компенсировала его игра и фанатичная преданность делу. Для него было в порядке вещей оставаться на арене всею ночь, если он был недоволен своими действиями в матче. Он не хотел переносить свою озлобленность на близких. Я всегда любил приходить на тренировки пораньше, но Доминик всегда был на льду раньше всех.

    Битвы с «Колорадо» были ожесточенными. Мы ненавидели этих уебков. Они ненавидели нас. Но именно это и стало залогом нашего успеха.

    «Эвеланш» были великолепной команды. Адам Фут – бесстрашный воин. Когда я сидел на скамейке, то ловил себя на том, что как завороженный смотрю за игрой Джо Сакика. Петр Форсберг. Он был первым человеком, который показал мне, что такое «обратный силовой прием». Он бил сильнее, когда был с шайбой, а не когда атаковал с разгону. Если ты пытался провести силовой прием против него, то он немного уходил ниже и выставлял плечо. Ты напарывался на него прямо грудью. Такое ощущение, что врезался в стену. Этим приемом сейчас прекрасно владеет Павел Дацюк.

    Люди недооценивают жесткость шведских игроков. Пусть они и не драчуны, но они не уступают в жесткости канадцам. Как бы их не лупили, они не сдадутся. Поверьте мне, я достаточно долго поиграл бок о бок с представителями шведского хоккея.

    Противостоянии между «Эвеланш» и «Ред Уингс» подталкивало обе команды вперед. Без нас не было бы их, без них – нас. Наши встречи превращались в настоящую бойню, но именно они научили нас играть на пределе своих сил.

    В финале нам противостояла «Каролина». Что бы не писали в газетах, мы уважали нашего соперника. И первая игра показала, почему «ураганов» нельзя недооценивать. Рон Фрэнсис забил в овертайме и принес «Харрикейнс» победу 3:2. Они выиграли первый матч серии. В Детройте. Дважды мы вели в счете, но упустили свой шанс.

    Во втором матче все было по-иному. Мы победили 3:1 и переехали на территорию соперника. Считаю, что исход серии решился в третьем матче. И мы чуть не проиграли его.

    Халли сравнял счет всего за 1:14 до конца третьего периода. Исход же встречи был решен лишь в третьем овертайме, когда Игорь Ларионов поразил ворота Артурса Ирбе. Не стоит забывать и о вкладе Гашека в успех. Он отразил 41 бросок, в том числе 22 в дополнительное время.

    Мы победили в четвертом матче – 3:0. Серия была под нашим контролем. В решающей встрече мы победили 3:1. Скотти Боумэн объявил о завершении карьеры во время празднования.

    Вспоминая тот чемпионский год, не стоит забывать о серии с «Ванкувером». Мы смогли отыграть отставание 0-2 и пройти в следующий раунд. Перед третьим матчем Айзерман обратился к команде. Это не был пламенный спич. Просто говорил Стиви. Он сказал, что мы способны на большее, что мы не показываем свою истинную игру. Мы просто должны расслабиться и показать свой потенциал. Пришло время отдать долг болельщикам.

    Тирада Айзермана была важна, потому что он решил обратиться к команде. На моей памяти, он обращалась с речью на правах капитана к коллективу раза три. Но если он говорил, то все слушали. После этого мы выиграли четыре матча подряд.

    Но больше слов Айзермана, огонь в наших сердцах разожгла его игра. Он привел нас к чемпионству, играя на одной ноге. У него был поврежден хрящ в правом колене. Он не мог тренироваться. Сразу после победы в Кубке Стэнли ему была сделана остеотомия колена.

    Но мы не знали всей тяжести его травмы. Мы просто видели, что ему приходится играть через страшную боль. Он никогда не жаловался. Просто приходил, принимал обезболивающие и выходил на лед. Он никогда не говорил о своей проблеме. Врачи пытались рассчитать время так, чтобы действие лекарств распространялось на всю игру. Но если матч перетекал в овертайм, то они уже не могли ничем помочь.

    Я не понимал, что испытывает Стивен, пока не увидел, как он пытается подняться со льда. В одном из матчей финальной серии он упал в углу. Чтобы подняться на ноги, ему пришлось опереться на свою клюшку. Было страшно смотреть как тяжело, как долго он поднимается со льда.

    Каждое чемпионство особенно по-своему. В первый раз мы принесли городу Кубок впервые за 42 году. И я стал автором победного гола. Второй Кубок мы выиграли в честь Владимира Константинова и Сергея Мнацаканова.

    Но чемпионство-2002 тоже было важно по нескольким причинам. Мы помогли Робитайлу, Гашеку, Олауссону и Дюшейну выиграть первые перстени в карьере. Также эта победа позволила «Детройту» выиграть третий Кубок за 6 лет. Что, в свою очередь, позволило нам войти в число лучших команд в истории НХЛ. К тому же Скотти Боумэн стал чемпионом в девятый раз. По этому показателю он обошел своего ментора, великого Тоу Блейка.

    Скотти не был самым простым тренером, так как руководил командой жесткой рукой. Но мне нравилось играть за него, так как он всегда умел сделать так, что ты чувствовал себя нужным. Он заботился о своих игроках.

    Это стало ясно мне в одной игре против «Сент-Луиса», когда Тони Твист хотел втянуть меня в драку во второй раз. Я не хотел биться с Твистом. Да и никто в лиге не хотел, так как все знали, что он может «сломать» любого.

    Увидев, как мы обмениваемся любезностями, Скотти прокричал со скамейки: «Если ты снова сцепишься с Твистом, то за мою команду больше не проведешь ни минуты». Я обратился к Твисту: «Извини, но я хочу играть. Не могу драться с тобой».

    Спасибо Скотти, что спас мою задницу. Он прекрасно понимал, что делает, когда орал на меня. Он помогал мне сохранить лицо.

    На банкете в честь чемпионства он подошел ко мне: «По ходу моей карьеры я никогда не хвалил игроков. Никогда не говорил, как я ценю их. Но сейчас я могу и хочу сказать, что из всех правых крайних, с которыми мне приходилось работать, больше тебя я любил только Ги Лефлера. Надеюсь, ты не сердишься».

    Величайший тренер в истории только что сказал мне, что я уступаю только бесподобному Лефлеру. Нет, мне не стыдно остаться в тени такого игрока. Мне не светит попасть в Зал хоккейной славы. Но в тот момент я почувствовал себя в сонме великих.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7743

    Даррен Маккарти. Глава VII

    null

    Лишь однажды в своей карьере мне удалось обыграть защитника один в один. Но это случилось в самый нужный момент.

    Я смог обмануть дефа «Филадельфии» Янне Нинимаа, потом объехать голкипера «летчиков» Рона Хекстолла и забить гол, который, как потом выяснится, стал ключевым в решающем матче финала Кубка Стэнли-1997.

    «Что это была за хуйня?!» – орал наш капитан Стивен Айзерман. «Да сам не знаю. Да всем похеру теперь!» Глаза Стивена округлились, будто он стал свидетелем явления чуда. Мои израненные, изуродованные руки творили настоящее волшебство.

    Атака началась в нашей зоне. Владимир Константинов оставил шайбу Томасу Сандстрему, который переправил ее мне. Я был в средней зоне, у «летчиков» как раз шла смена звеньев. Парни со скамейки кричали мне, чтобы я просто вбросил шайбу в зону, что, в принципе, я и собирался сделать. Но как только я подъехал к их синей линии, у меня включился какой-то автопилот.

    Два года подряд каждое лето я отправлялся в специальный тренировочный лагерь в Швеции и работал над техникой владения шайбой под руководством тренера Томаса Сторма. Я занимался бок о бок с 12-, 13- и 14-летними детьми. Неудивительно, что шведские игроки так техничны, ведь они уделяет огромное количество времени этому аспекту игры. Лучшим игроком в лагере был 16-летний парень по имени Кристиан Хуселиус. Я прозвал его «Волшебник», так как он исполнял с шайбой невероятные номера.

    Когда я подъехал к синей линии, то увидел приближающего Ниннимаа. В тот момент подумал: «Вот черт, я же могу обойти его». Дальше все происходило на интуитивном уровне. Сторм учил нас двигать шайбу не справа налево, как обычно, а вперед назад. Посмотрите на Павла Дацюка, он отлично владеет этой техникой.

    Ниннимаа хотел выбить шайбe, но я пробросил ее мимо него. Краем глаза я заметил, что Хекстолл далеко вышел из ворот, надеясь выбить шайбу своtй клюшкой. Но, как и учил Cторм, я обошел его. И вот я на пятачке, а передо мной пустые ворота. Я мечтал только бы не промахнуться по этим долбанным воротам. К счастью, шайба пошла в верном направлении и я удвоил преимущество «Ред Уингс» (2:0). С нашей обороной это был последний гвоздь в крышку гроба соперника.

    «Флайерс» смогли размочить счет за 15 секунд до конца встречи усилиями Эрика Линдроса. Это сделало мой гол победным в серии. «Детройт» выиграл Кубок Стэнли впервые за 42 года.

    За семь секунд до конца было назначено вбрасывание в нейтральной зоне. На льду кроме меня находились Айзерман, Шенахан, Константинов и Лидстрем. Айзерман выиграл вбрасывание и выбросил ее из зоны. Константинов успел сделать касание, чтобы избежать проброса. Но я хотел подстраховаться, поэтому из последних сил помчался в зону соперника.

    Когда прозвучала сирена, я был в чужой зоне. И я прекрасно видел, как вся наша скамейка в едином порыве высыпала на лед, празднуя столь долгожданный успех. Изображение кучи тел, которые накрыли нашего голкипера – Майка Вернона – навсегда останется запечатленным в моей памяти.

    Это был мой звездный момент. Я забил самый важный гол в карьере. Я сыграл не последнюю роль в завоевании чемпионского звания.

    Вспоминая ту серию, нужно отметить, что фаворитом считалась «Филадельфия». В прессе считали, что нам не совладать с «Легионом смерти». Джон Леклер преодолел в том сезоне отметку в 50 забитых голов, Эрик Линдрос отличился 32 раза всего в 52 встречах. Микаэль Ренберг набрал 59 (22+37) очков. Он был «малышом» в той тройке, хотя его рост был 188 см.

    Уже на пятой секунде первого матча той серии я с такой силой хитанул заща «Фили» Петра Свободу, что, наверное, он чувствует последствия того силового приема до сих пор. Я чуть не пробил им заградительное стекло.

    Я настолько хотел победить, что даже не щадил своих друзей. Мы были приятелями с Полом Коффи, когда он выступал за «Детройт», но во втором матче я снес его силовым приемом и вывел из строя до конца серии. Он не говорил со мной после этого пять лет.

    Удивительно, что именно я забил решающий гол. Ведь мне никогда не нужно было находиться в центре внимания, чтобы чувствовать, что я приношу пользу команде. Мне хватало того, что тренерский штаб и партнеры были довольны моей игрой.

    Когда шампанское лилось рекой в раздевалке «Детройта», то ко мне подошел Стив Айзерман и сказал, что я счастливец, так как буду единственным, кто запомнит праздничные гуляния. Я не вкусил ни глотка алкоголя тем вечером. Но ребята не забыли обо мне. Когда все бутылки были опустошены, то они насухо вытерли чашу Кубка и налили туда «Кока-колу», чтобы и я почувствовал себя частью праздника.

    Празднования. Парад. Казалось, что мы гуляли без устали несколько дней. Помню как ко мне подошел владелец «Ред Уингс» Майк Илич и сказал: «Ты – мой Роки». После этого он часто называл меня «Роки» и говорил, что я ему дорог, как родной сын.

    Майк и Мэриан Иличи всегда с особой теплотой относились к игрокам. Все знают, что Стив Айзерман занимал особое место в их сердце, но я тоже всегда ощущал, что не безразличен им.

    Празднования чемпионства-1997 оборвались 13 июня. В тот роковой день Вячеслав Фетисов, Владимир Константинов и массажист команды – Сергей Мнацаканов – попали в страшную аварию. Самое страшное, что клуб принял специальные меры, чтобы игроки, при праздновании чемпионства, остались в безопасности. Именно для этого были наняты эти злосчастные лимузины.

    Мы были шокированы, когда услышали эти новости. Я и еще несколько партнеров по команде сразу же поехали на место трагедии. Когда мы увидели искореженные части автомобиля, то сразу подумали о самом худшем. Приехав в госпиталь, мы выяснили, что Фетисов отделался легкими повреждениями, но Владди и Мнацаканов получили тяжелые травмы. Оба впали в кому.

    Как вы знаете, Константинов никогда больше не играл. У него оказался поврежден мозг. Он уже не мог общаться как прежде. Но я уверен, что тот Владди, которого мы знали, все еще там, он внутри.

    Это ужасный конец великой карьеры. Карьеры будущего члена Зала славы. Он был воином на льду. Вспоминаю, как они однажды бились с Джереми Реником. Словно гладиаторы. Во время одного из матчей Реник с такой силой впечатал Константинова в борт, что заградительное стекло не выдержало и треснуло. Его пришлось заменить. В следующей смене уже Владди применил силовой прием против Реника. В том же самом месте. И вновь стекло не выдержало и его вновь пришлось менять.

    Он вполне мог соперничать с Ником Лидстремом за «Норрис Трофи». Я не видел защитника сильнее.

    На следующий год «Детройт» сплотился вокруг идеи, что мы должны победить в честь Константинова. Мы сумели сделать это, в решающей серии не оставив шансов «Вашингтону». Я провел один из лучших сезонов в карьере. 14 голов и 40 очков в 69 играх.

    Впервые я стал зарабатывать 1 миллион долларов. За следующие пять лет моя зарплата возрастет сначала до 1,6, а потом и до 2,2 миллиона в год.

    Хочется верить, что большие деньги не меняют человека. Но это не так. Они меняют людей, с которыми ты общаешься. Людей, которые хотят общаться с тобой. Сейчас я понимаю, что оказался в ужасной компании. Но тогда я этого не осознавал.

    Еще одним событием, подтолкнувшим меня в пропасть, стала смерть моего приемного отца в 1999 году. Рак забрал его у нас 22 ноября. В то время я должен был быть с командой в выездном турне, но у меня была травма. Именно поэтому я мог быть рядом с ним в его последние дни. Верю, что на это была высшая воля.

    Мы говорили о наших давних разногласиях. Он объяснял свои поступки и решения, я – свои. Я извинился за многое, что сделал или сказал. Мы примирились. Сейчас, когда я стал гораздо внимательнее относиться к роли отца, я понял, насколько много мне дал Крэйг.

    Я понимал, что его смерть близка. Но я не мог с этим смириться. Возможно, мое сердце подсказывало мне, что это сыграет важнейшую роль в моем будущем. Вскоре после смерти Крэйга я подсел на наркотики, особенно на экстази. Стал гораздо чаще курить марихуану.

    Сегодня я понимаю, что Крэйг был единственным человеком, который умел достучаться до меня, сдержать меня в рамках. Я слушал его больше, чем других. Возможно, я всегда пытался завоевать его одобрение. Мой дед и приемный отец были для меня примерами для подражания. И вот их обоих не стало.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7742

    Даррен Маккарти. Глава VI

    Если вы хотите знать, с какой силой я бил Клода Лемье, то могу сказать, что больше никогда в жизни я не испытывал подобной ярости. Я много раз пытался сжать кулак с той же силой, что и в тот вечер, но безуспешно. Пусть на моем счету за всю карьеру набралось около 200 боев, но никогда я не был свирепее, не был страшнее, чем в тот вечер.

    Годы спустя Лемье признался мне, что тот удар был самым страшным, который он когда-либо получал за свою карьеру. Конечно, у меня случались моменты, когда я хотел избить своего оппонента, но никому я не хотел причинить такой боли, как Лемье.

    Я провел в НХЛ 758 матчей, но именно этот бой ознаменовал мою карьеру. Пусть на моем счету важнейший гол в чемпионском матче за Кубок Стэнли, но именно эта игра, наверное, стала самой запоминающейся в моей карьере. Именно об этой игре фанаты спрашивают меня чаще всего.

    Большинство из них даже не помнят, что я забил решающий гол в овертайме и позволил «Ред Уингс» одержать волевую победу (6:5). В их памяти только отложилось то мщение за Криса Дрэйпера, что я обрушил на Лемье.

    Та игра вошла в историю как «Кровавая среда». Без сомнения, это был самый дикий матч в моей карьере. Когда прозвучала финальная сирена, то в протоколах значилось 18 штрафов за драки.

    Мое знаменитое противостояние с Лемье в первом периоде чуть не оборвалось, так как на моем пути сначала встал Адам Фут. Он заключил меня в свои медвежьи объятия и держал крепко. Но Брендан Шенахан пришел на помощь, и я смог вырваться. Я был словно разъяренный пес, только что спущенный с цепи.

    Я направился прямиком к Лемье. Много раз говорилось и писалось, что Клод не видел моего приближения. Но это неправда. Я могу заверить, что смотрел ему прямо в глаза, когда наносил первый удар. Я хотел, чтобы он видел мой гнев. Я не носил удар исподтишка.

    Когда он повалился на лед, то оказался в позиции, которую хоккеисты называют «черепашка». Он закрыл голову руками. Опять же, гораздо позже, он сказал мне, что первый удар отправил его в нокдаун и он просто пытался прийти в себя.

    Тем временем я не унимался. Я хотел сделать ему больно. Я махал кулаками, пытался ударить его головой об лед. Я подтащил его к борту, чтобы Крис Дрэйпер мог получше разглядеть все происходящее.

    Без сомнения, именно такого и ждали фанаты «Детройта». В день игры Detroit News вышли с заголовком: «Время мести».

    Исполнительный директор НХЛ Джим Грегори и глава комитета безопасности Дениис Каннингэм прибыли на игру, надеясь снизить градус противостояния.

    Казалось, все были уверены, что вечер 26 марта превратиться в бойню. Но самое интересное в этой истории, так это то, что я совершенно не был в этом уверен. Да, я знал, что рано или поздно отомщу Лемье за то, что он сделал с Дрэйпером. Но я не хотел делать это спонтанно. Шенахан научил меня, что хороший партнер всегда знает, когда лучше всего свести счеты. Ты не должен навредить команде своими действиями.

    Это был не первый раз, как мы встретились с «Колорадо» после травмы Дрэйпера. Мы встречались с ними уже трижды и уступили все три раза. Но Лемье пропустил первые две встречи из-за травмы, а я же не хотел драться в Денвере. Я должен был заставить заплатить Клода на глазах у наших фанатов.

    Пока писалась эта книга, мой бывший партнер по «Детройту» – Аарон Уорд – дал интервью, в котором рассказал, что перед игрой ни я, ни Дрэйпер не обсуждали возможную драку. Более того, он признался, что хотел бы быть в курсе того, что я могу накинуться на Клода. Тогда бы он смог лучше подготовиться к тому побоищу. Я не предупредил Уорда, так как сам не знал, что произойдет в будущем. Но по ходу игры оказалось, что идеальный момент настал.

    Если Лемье и хочет винить кого-то за то, что произошло тем вечером, то он должен обвинить Форсберга. Ведь всего этого могло бы и не быть, если бы тот не сцепился с Ларионовым. Как только началась потасовка, я искал только Лемье.

    Эта игра была не только о том, чтобы расквитаться с Лемье. «Детройт» должен был показать «Колорадо», что команда созрела, что она готова преодолеть любые препятствия на пути к чемпионству. Именно тем вечером мы, наконец, осознали кто мы и на что способны.

    «Кровавая среда» сплотила нас. Возможно, некоторые и назовут происходившее нанесением увечий. Но для «Ред Уингс» эта игра стала поворотным моментом. Каждый был готов встать на защиту своего партнера. Ничто не может сплотить команду, как бой плечом к плечу.

    Список драк открыл поединок между Джейми Пушором и защитником «Колорадо» Брентом Северином. Потом моей партнер по тройке – Кирк Молтби – сцепился с Рене Корбе.

    Интересно, что главная драка вечера началась с легкой потасовки между Петером Форсбергом и Игорем Ларионовым. Удивительно было увидеть именно их в бою. Они столкнулись у борта за 1:38 до конца первого периода и начали бороться. В этот момент в моей голове сработал сигнал. Когда Шенахан помог мне отцепиться от Фута, лайнсмен схватил меня за свитер. Но я смог уйти и то него и устремился в сторону Лемье. Пока я тащил его к борту, я успел прописать ему коленом в голову. Я действительно был в ярости.

    Пока шло избиение Лемье, я понятие не имел, что Брендан Шенахан и Майк Вернон также находятся в самой гуще событий.

    Когда Шэнни увидел Руа, мчащегося на помощь Лемье, он встретил его на полной скорости в центре площадки. Фут пришел на выручку Патрику, и уже Вернон должен был покинуть свои ворота, чтобы помочь Шенахану. Вернон бился с Руа, пока Шенахан дрался с Футом.

    В итоге, Руа получил рассечение. Форсберг усугубил прошлую травму и больше на площадке не появлялся. Весь лед был в лужах крови. Ее брызги были даже на бортах.

    Драка между Верноном и Руа, которая сделал Майка легендой в среде фанатов «Детройта», не была последней в матче. Веселье только начиналось. Адам Дедмарш схлестнулся с Владимиром Константиновым. Шенахан и Фут провели матч-реванш. Потом Майк Кин напрыгнул на Томаса Хольмстрема. Уорд подрался с Северином. Я успел потолкаться с Дедмаршем, а Пушор сцепился с Уве Круппом.

    Люди часто спрашивают, говорил ли мне что-то в ответ момент Лемье? Ответ отрицательный. У него не было времени на разговоры.

    В следующем ноябре мы впервые встретились с Лемье после того избиения. Он заслужил мое уважение тем вечером. Лемье подъехал прямо ко мне в круге вбрасывания. Я обзывал его самыми последними словами, стараясь спровоцировать. Я говорил гадости о его жене и детях. Реакции не последовало. «Все ненавидят тебя, кусок дерьма. Что ты здесь делаешь? Ты стоишь передо мной, но ничего не предпримешь?»

    Крис Дрэйпер выиграл вбрасывания и переадресовал шайбу Нику Лидстрему. Следующее, что я помню, это удар Лемье прямо мне в нос. Я подумал: «Господи, вот теперь он будет драться». Он был сильнее и больше меня. Но я считаю, что мне удалось выиграть тот бой, пусть я и пропустил первый удар. На этом наши разногласии были разрешены.

    В сезоне-2002/03 Лемье играл за «Даллас». Он подъехал ко мне, как казалось, с серьезными намерениями. «Какого хуя ты хочешь? Хочешь снова получить?» – «Нет, я просто хочу сказать, что рад, что в твоей жизни все налаживается».

    Без сомнения, он слышал о моей борьбе с зависимостями. Честно говоря, тот момент изменил мое отношение к Клоду.

    Мы никогда не разговаривали о том инциденте до 2010 года, когда были приглашены на шоу Майкла Ландсберга «Off The Record». Если вы посмотрите то интервью, то вам сложно будет узнать в Лемье человека, который был публично объявлен врагом Детройта №1. После силового приема против Криса Дрэйпера пришлось выставить охрану вокруг его номера в отеле.

    4 апреля 2011 года мы вновь встретились на автограф-сессии. Каждый из нас получил за это по 10 тысяч долларов. Мы поговорили. Не о хоккее, а о наших детях. У нас обоих сыновья, примерно одинакового возраста, которые играют в хоккей. Во время этого разговора я понял, почему Лемье и Шенахан были близкими друзьями, когда Брендан выступал за «Девилс». Можно сказать, что у Клода раздвоение личности. Я не люблю того Лемье, которого видел на льду. Но мне понравился общаться с тем, что живет вне хоккейной арены.

    Раздача автографов должна была продлиться два часа, но мы просидели до позднего вечера. Чтобы вы поняли, насколько время залечило все раны, я могу сказать, что Лемье согласился подписать фотографии, на которых он изображен в позе «черепашки». Казалось, ему было самому весело от этого.

    Но вот не все болельщики смогли оставить свою ненависть в прошлом. Некоторые из них даже требовали, чтобы я вновь избил Клода.

    Лемье всегда играл на грани. Я понимаю это, так как действовал в схожей манере. Но я всегда знал черту. Клод же не всегда умел вовремя остановиться.

    Многие забывают не менее важную вещь о «Кровавой среде». Мы выиграли тот матч. Для меня это гораздо важнее. Если бы мы выиграли битву, но проиграли войну, то это не возымело бы должного эффекта на команду. Мы должны были доказать себе, что можем побить их не только на кулаках, но и в игре.

    Этот день стал отправной точкой на пути «Детройта» к чемпионствам 1997, 1998 и 2002 годов. Тогда мы осознали, какую силу представляем из себя.

    С 1996 по 2002 года противостояние между «Колорадо» и «Детройтом» был самым ожесточенным во всем спорте.

    Если вы будете оценивать сочетание драматичности игры, переплетения различных сюжетных линий, физической игры и таланта исполнителей, то получите, пожалуй, лучшие игры в 90-х. В той игре было забито 11 голов и выписано 39 удалений, 18 из них за драку. «Эвеланш» вели в третьем периоде со счетом 5:3, но Марти Лапойнт и Шенахан забили два гола, которые разделили между собой 36 секунд.

    Сейчас я на пенсии, живу во Флориде. Я встречаю людей, которые понятия не имеют о хоккее. Я люблю знакомить их с игрой, показывая запись того матча. И хотя бы раз в год я чувствую острую необходимость взять кассету и пересмотреть ту игру.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7741

    Даррен Маккарти. Глава V

    null

    Когда игроки «Нью-Джерси» праздновали чемпионство в 1995 году, некоторые из нас заставили себя смотреть на их радость. Такое наказание мы определили себе за то, что не смогли довести дело до конца. Я помню слова Криса Дрэйпера: «Мы никогда не позволим этому повториться».

    Несмотря на обещания Дрэйпера и 62 победы в следующем сезоне, мы вновь не стали чемпионами. Мы набрали 131 очко в регулярке. Больше в истории было только у «Монреаля» Скотти Боумэна в сезоне-1976/77 (132). Мы пропустили меньше всех, стали лучшей командой по игре в меньшинстве, а также вошли в тройку самых результативных клубов. У нас была серия из 13 побед подряд и дважды мы выдали серии из 9 побед подряд. В нашей команде было 6 человек, перешагнувших рубеж в 20 голов за сезон.

    Но «Эвеланш», которые проводили первый сезон после переезда из Квебека в Денвер, выбили нас из плей-офф за 6 матчей. В том финале Западной конференции Клод Лемье был дисквалифицирован на матч за удар Славы Козлова. В шестом же матче серии он атаковал Дрэйпера со спины и разбил тому лицо. Мы могли слышать хруст костей от удара о борт. У Дрэйпера был сломан нос, множество рассечений и перелом челюсти, который потребовал хирургического вмешательства. Он питался через трубку шесть недель.

    За свое преступление Лемье был дисквалифицирован на два матча финала Кубка Стэнли против «Флориды». Как потом выяснилось, это было еще самое легкое его наказание.

    В газетах и на радио очень много говорили о том, что нашей команде нужно стать жестче, агрессивнее, сильнее. Некоторые мои партнеры по команде заявили, что Лемье заплатит за свой поступок. Однако мы с Дрэйпером никогда не обсуждали эту ситуацию. Когда я забрал Криса из больницы, то мы особо не говорили о Клоде. Я ограничился следующими словами: «Я позабочусь об этом». Больше разговоров на эту тему не было. В первую очередь, мы думали о том, что нам нужно стать еще сильнее, дабы добыть чемпионство. Как потом выяснится, мы еще не раз сыграем в финале Кубка Стэнли и трижды выиграем чемпионство за шесть лет.

    Когда я оглядываюсь назад и вспоминаю те славные дни, то я все больше убеждаюсь в той мысли, что ключевыми факторами в формировании чемпионской команды стали появление Брендана Шенахана и Джо Кошура.

    Шенахана мы забрали из «Хартфорда». 9 октября 1996 года «Детройт» отдал Пола Коффи и Кита Примо, которые находились в опале у Боумэна, плюс пик в первом раунде драфта за Шенахана и Брайана Глинна.

    Брендан кардинально изменил нашу команду. Это был сильный, мощный игрок, который умел не только забивать, но и постоять за себя. Он был лидером и на льду, и в раздевалке.

    Шэнни был всего на пару лет старше меня и Мартина Лапойнта, но он очень многому нас научил. У меня был катастрофически плохой бросок в одно касание, пока Брендан не поработал со мной. Он обладал этим искусством в совершенстве, на уровне Бретта Халла.

    Я помню, как, играя с ним в одной тройке, спрашивал, куда ему лучше отдавать пас. «Просто кинь шайбу где-то рядом со мной», – отвечал он.

    И действительно, от тебя больше ничего не требовалось. Неудачный пас на ход, слишком сильный, пас в коньки, за спину… Шенахан всегда умел подстроиться, скоординироваться и нанести разящий бросок. Даже если он не забивал, то бросок получался очень опасным и можно была рассчитывать сыграть на добивание.

    Появление Кошура в команде тоже часто остается незамеченным. Он уже доигрывал, когда Кен Холланд пригласил его, дабы придать команде мощи. Он выигрывал Кубок Стэнли с «Рейнджерс» в 1994 году. Он повидал все на своем веку и всегда умел снять царящее напряжение.

    На льду никто не хотел с ним встретиться. Все боялись Кошура. И это давало нашим лидерам больше свободы.

    Также мне кажется, что люди зачастую забывают отдать должное Майку Вернону. Он пришел в «Ред Уингс» в 1994 году в обмен на Стива Чейссона и многому научил нас. Он научил нас никогда не сдаваться.

    В раздевалке это был один из главных балагуров, но на льду он превращался в настоящего бойца. Казалось, от каждого сэйва зависит его жизнь. Зато после завершения игры он не позволял себе никогда унывать. Он не занимался самобичеванием за вчерашние ошибки. Для вратаря это очень важно. Вернон стал великолепным наставником для Осгуда. Не знаю, смог бы Крис дорасти до того уровня, если бы не встретил на своем пути Майка.

    Перед стартом сезона-1996/97 команда находилась в самом соку. Мне было 24. Молтби – 24. Оззи – практически 24. Дрэйперу – 25. Лапойнту и Хольмстрему – 23. Нику Лидстрему и Сергею Федорову – 26. Шенахану – 27.

    Тебе нужно проиграть, чтобы научиться побеждать. И этот урок нам преподали «Девилс» и «Эвеланш». Эти поражения закалили нас. Они помогли нам осознать, что нужно ради победы.

    Для меня тот сезон тоже ознаменовался личным прорывом. Я впервые признал свои зависимости и стал бороться с ними. К тому моменту мой образ жизни стал сказываться на моей работе. Я всегда старался подходить к играм «чистым», в хорошем состоянии. Но на тренировках я откровенно начала валять дурака.

    Айзерман, Пол Коффи и Крис Дрэйпер – все пытались достучаться до меня. Но их слова пролетали мимо моих ушей.

    Дрэйпер пытался стать моим ангелом-хранителем. Он постоянно пытался убедить меня «притормозить», не налегать на пиво и крепкие ликеры. Я давал свое слово, но потом ускользал из-под его надзора и набирался. Потом я поднимал глаза и видел Дрэйпера, стоящего напротив и просто качающего головой. К сожалению, нужно понимать, что нельзя остановить алкоголика, если он сам не захочет остановиться.

    В начале карьеры я не выделялся среди партнеров. И Дрэйпер, и Осгуд, и Лапойнт – все ходили в бары. Но они всегда знали, когда пора возвращаться домой. Однако я, повеселившись с друзьями, шел в другой бар и находил там новых «друзей на пару часов».

    Однажды Скотти Боумэн пригласил меня к себе в офис после моей очередной безобразной тренировки и сказал, что мне пора взяться за голову. Я выглядел просто жалко. Боумэн сказал, что ему нравится мои игровые качества, но ни один хоккеист не может считать себя важнее команды.

    Если вы думаете, что внушение от легенды возымело свое действие, то вы ошибаетесь. Уже в 20 лет я понял, что у меня проблемы с алкоголем. Мой дед, Джигс, также был алкоголиком. Я знал признаки этой болезни. И видел, что у меня проявляются те же симптомы. Когда я узнал о смерти дедушки в 1993 году, то в тот же день я запил и уже не мог остановиться.

    Лето 1994, 1995 и 1996 годов сливаются для меня в одно целое, так как я не прекращал пить. Я постоянно находился в разных кампаниях. У меня было несколько разных тусовок, в первую очередь, чтобы знакомые не поняли, как же много я пью.

    Когда же я был с партнерами по команде или с семьей, то рисовал радужную картину. Я начал пить в 15 лет. И я знал, какие слова нужно говорить, чтобы успокоить людей. Я врал тем, кто пытался мне помочь и врал самому себе.

    Но вранье прекратилось летом 1996 года. Я уехал из дома, чтобы побывать на матче US Open. Меня не было неделю.

    Я был запойным алкашом. Если я понимал, что у меня есть время, то срывался. Я мог веселиться 3-4 ночи подряд. В такие моменты невозможно остановиться.

    Дрэйпер лучше других понимал, что моя жизнь катиться к черту. И пусть я обещал Боумэну исправиться, я не предпринял никаких попыток измениться. Крис понимал это, поэтому продолжал звонить моей жене каждый день и справляться о моем состоянии. Она не знала, где я.

    В конце концов, Черил забрал нашего сына, Гриффина, и уехала жить к родителям. Когда я вышел из пике, я рассказал ей свой стандартный сценарий. Как я изменюсь, как возьму себя в руки. Но Черил уже слышала это сотни раз. В этот раз она заявила, что я должен прийти в себя ради благополучия нашей семьи: «Я люблю тебя больше жизни, но я не позволю тебе так поступать с нами. Ладно ты поступаешь так со мной. Я могу это пережить, так как знаю тебя. Но я огражу Гриффина от этого».

    Я рос, не зная своего биологического отца. И я всегда клялся, что буду рядом со своими детьми. В тот день я спросил себя: «Что важнее – алкоголь или твоя семья?»

    Ответ был прост, но решение проблемы гораздо тяжелее. Была середина лета, и я был вынужден сообщить руководству команды, что ложусь в реабилитационный центр. Я знал, что в команде поддержат меня, так как «Детройт» сталкивался с подобной ситуацией в случае с Бобом Пробертом.

    Честно говоря, я должен поблагодарить Проби за переданный опыт. Я никогда не был буйным. И все это благодаря примеру Боба. Я осознавал, какие последствия могут быть. Я не хотел пойти по пути Проберта. Я всегда пытался держать себя в рамках. Я видел, через что прошел Боб.

    Это время было очень тяжелое для нашей семьи. Еще до того как я лег на реабилитацию, моему отчиму поставили диагноз «миелома» – редкий вид рака. Человек с таким диагнозом живет обычно 2-3 года. В тот период времени мы очень сблизились. Я осознал, насколько много этот человек дал мне в жизни. Мы оперлись друг на друга. Наша борьба придавала нам сил.

    Когда я появился в тренировочном лагере, то находился в лучшей форме за последние несколько лет. У меня была одна цель – выиграть чемпионство.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7740

    Даррен Маккарти. Глава IV

    null

    Когда я выступал за «Ред Уингс», то наша команда была единым целым. Любой завершивший карьеру игрок скажет, что он скучает по атмосфере раздевалки больше, чем по баталиям на льду. Мне не хватает того окружения.

    Целых десять лет я сидел рядом с самым ворчливым человеком в мире. Такое клеймо я повесил на Славу Козлова. Каждый день, когда Козлов появлялся в раздевалке, я приветствовал его: «С добрым утром, Коз». Его ответ не менялся: «Пошел ты, Мак». Это проявление любви и привязанности в стиле НХЛ.

    На тренировках постоянно возникали какие-то стычки. Если я видел, что в это вовлечены Молтби или Дрэйпер, то я не оставался в стороне. Их оппоненты возмущались: «Как ты можешь защищать их, они ведь настоящие засранцы?». «Да, они засранцы, но они – мои засранцы».

    Многие фанаты считают, что хоккеисты коротают свободное время в барах, ведут разгульный образ жизни. Поверьте, в моей жизни этого хватало. Но вы хотите знать главное развлечение той чемпионской команды? Мы разгадывали кроссворды и головоломки в USA Today.

    Катализатором возникновения этой любви стало появление в команде Джо Кошура, который пришел в качестве свободного агента за пару дней до Рождества 1996 года. Он был приглашен, чтобы добавить команде мускулов, а также опыта. Его влияние почувствовалось с самого первого появления в раздевалке. Все в лиге знали, что Кошур близок со Стиви Айзерманом и никто не хотел проверить на своей шкуре, что эта дружба значит для Джо. Айзерман всегда получал много пространства, так как никто не желал удостоиться «свидания» с Кошуром.

    Неожиданно увлечение Кошура кроссвордами перекинулось и на команду. Мы дали ему прозвище «Папа», так как он стал главой нашего дома. И он был чертовски хорош в разгадывании кроссвордов. Он мог сходить посрать и выйти из туалета уже с полностью разгаданным кроссвордом USA Today. Так же легко он разделывался и с головоломками New York Times.

    Вообще, во что бы Джо ни играл, он всегда выигрывал. Если затевалась какая-то игра и Кошур принимал в ней участие, то ты должен был смириться с тем, что соревнуешься за второе место. Кроссворды всегда лежали у нас в раздевалке. Ты мог запнуться на каком-то вопросе, спросить своего партнера и через мгновение уже несколько человек разгадывают его вместе с тобой.

    Некоторое время мы были соседями по номеру с Бренданом Шенаханом. Он тоже любил разгадывать головоломки. Мы часто смотрели телевикторины и отвечали на вопросы ведущих. Пожалуй, Брендан выигрывал чаще, так как был подкованнее во всех этих метросексуальных категориях: литература, мода…

    У нас было прекрасное взаимопонимание, за исключением одного момента. Брендан любил делать утреннюю зарядку и растяжку в чем мать родила. «Чувак, – начинал я, – я не хочу пялиться на твое хозяйство». Он только смеялся и продолжал разминку. Наверное, это было самое большое наше расхождение во взглядах.

    Шенахан – умный мужик. И ему палец в рот не клади. В этом убедился Шон Эйври, когда пытался вывести Шэнни из себя. «Детройт» только что обменял Шона и Максима Кузнецова в «Лос-Анджелес» на Мэтью Шнайдера.

    Не забывайте, что Эйври жил некоторое время с Бреттом Халлом, так что умению высказывать свои мысли он учился у мастера. Мне нравился Эйври, но у него слишком длинный язык. Они никогда не понимал, что не стоит переступать черту. Халли мог говорить все, что взбредет ему в голу, потому что он просто был Бреттом Халлом. На Эйври это правило не распространялось.

    Когда мы играли первый раз против «Лос-Анджелеса», то Шон из кожи вон лез, чтобы достать Шенахана. Он кричал ему со скамейки различные гадости. В конце концов, терпение Брендана лопнуло: «Почему ты себя так ведешь? Не потому ли, что перед игрой ты пришел к нам в раздевалку и сказал, как ненавидишь нового тренера, как не перевариваешь новых партнеров? Как ты назвал их? Кучка педиков? Ты звонишь мне каждый день и плачешь, как херово тебе в Лос-Анджелесе. Так что закрой свою пасть».

    В нашей раздевалке всегда царил смех. Дрэйпер всегда был готов залепить тебе тортом в лицо в твой день рождения. Но королем приколов был Крис Осгуд. Я тоже стал одной из его жертв.

    Как-то мы отдыхали в одном баре, и я перебрал. Осгуд и Дрэйпер тогда жили вместе и притащили меня к себе проспаться. Пока я спал, Осгуд изрисовал мне все лицо. Я выглядел, словно ребенок, игравший с маминой косметичкой. Конечно, когда я встал на следующий день, то уже опаздывал на тренировку, поэтому на то, чтобы посмотреться в зеркало, времени не было.

    Когда я ворвался в раздевалку, то все повалились со смеху. Осгуд же сидел с невозмутимым выражением лица. Его лицо всегда изображало детскую невинность. Но вы могли быть уверенны, что если случался какой-то розыгрыш, то Осгуд становился первым подозреваемым. Это настоящий злой гений.

    Никогда не забуду, как Осгуд подшутил над одним из своих приятелей. Это произошло на мальчишнике в честь свадьбы Криса. Пока жертва спала, Крис взял несмываемый маркер. На одной ноге он написал «Я», а на другой – «АЛКАШ».

    На следующий день мы все пошли играть в гольф. И несчастный, на свою беду надевший шорты, понятия не имел об этих письменах. Пока мы играли, прохожие постоянно обзывали его «алкашом». Это были четыре часа непрекращающегося смеха. Наконец, на 17-й лунке, одна девушка крикнула: «Эй, алкаш, тебе принести еще пива?» – «Почему ты меня так называешь?» – «Потому что так написано у тебя на ногах». Просто угарный момент.

    Оззи прощалось больше, чем остальным. Если бы я провернул один из его розыгрышей, то реакция, скорее всего, была бы такой: «Ну что за козел!». Но когда это делал Оззи, то он считался самым веселым человеком на планете. И если розыгрыш выходил из-под контроля, то никто и подумать не мог на него. Как это мог сделать Оззи? Посмотрите на его невинное лицо.

    Вы, наверное, знаете, что практически у всех атлетов есть свои приметы. К примеру, Дрэйпс и Молтс всегда выходили первыми на лед на раскатку перед матчем. Я же замыкал колонну. Мне нужно было увидеть всех парней перед собой. Также перед матчем у нас с Оззи был свой ритуал. Это еще пошло со времен нашего выступления за «Адирондак». Пожалуй, теперь я уже могу рассказать о нем. Я подъезжал к нему и сначала бил по одному щитку: «Держи клюшку на льду». Потом был по другому щитку: «Держи ближний угол». Затем бил сразу по двум щиткам: «Останови их все». Потом я стучал по его правой штанге и игра начиналась.

    Молтби в своих шутках был более ортодоксален. Если у тебя соскакивала крышечка с бутылки, если пропадала твоя клюшка или что-то из вещей, а потом находилась в каком-то странном месте, то ответственен за это был Молтс.

    Я мог оставить не до конца разгаданный кроссворд на столе, а вернувшись ломать над ним голову долгое время. Потом я мог присмотреться и увидеть где-то в середине аккуратно вписанное слово «залупа».

    До того, как Крис Челиос появился в «Детройте», я долгое время пытался достать его. Складывалась ощущение, что он особенно жестко играет против Стива Айзермана и Сергея Федорова. И я всегда хотел заставить его платить по долгам. Проблема в том, что у Криса прекрасно подвешен язык. Он мог снять все напряжение одной шуткой. Я ненавидел играть против него, но я уважал Челиоса.

    Когда Крис появился в «Детройте», то я понял, что о таком партнере можно только мечтать. Он присматривал за всеми в команде, особенно за новичками. Именно поэтому мы дали ему прозвище «Крестный отец». Если тебе было нужно что-то, то Челиос всегда знал человека, который может тебе помочь. И вдобавок к тому насколько это был преданный человек, не стоит забывать, что Крис был выдающимся атлетом. Не забывайте, что мы говорим о человеке, который занимался на велотренажере в сауне.

    Пусть мы всегда думали только о победе, но и во время игры находилось время шуткам. Наш тренер – Скотти Боумэн – очень любил менять сочетания игровых звеньев. Поэтому наши смены могли превращаться в настоящий хаос. Особенно тяжело приходилось помощнику Боумэна – Барри Смиту – так как Скотти говорил ему, каких игроков хочет видеть на льду, а задачей того было верно всех расставить. Иногда Скотти мог объединить трех игроков из трех разных троек.

    Именно поэтому наша скамейка запасных иногда напоминала Токио в час пик. Иногда по 10 человек стояли и были готовы выскочить на лед, так как были уверены, что сейчас наступила их очередь. У Смита была чертовски непростая работа. Именно поэтому мы с Айзерманом любили подкалывать его, постоянно спрашивая: «А это что за хрен здесь скачет?» – чтобы увидеть его возбужденное, покрасневшее лицо. Я обожал так делать.

    Все игроки жаловались, насколько сурово Боумэн с ними обходится. Но мне всегда казалось, что Скотти честен со мной. Я чувствовал уважение с его стороны. Я люблю вспоминать историю, как Боумэн общался с моим тогда еще 4-летним сыном Гриффином.

    Скотти смотрел игру между «Бостоном» и «Сент-Луисом» по телевизору. Я в это время был в тренировочной комнате, где проходил восстановительные процедуры. Дверь в кабинет тренера была открыта и Гриффин не упустил возможности туда заглянуть и начал смотреть игру.

    Я мог слышать, как Гриффин задает Боумэну различные вопросы об игре и Скотти отвечает так, будто дедушка общается со своим внуком. Они говорили так на протяжении 20 минут, когда на пороге появился Смит. Он только хотел войти, но в этот момент Скотти вскочил и прокричал: «Пошел к черту, Барри. Наконец-то я могу поговорить с кем-то, кто разбирается в хоккее». С этими словами Скотти захлопнул дверь.

    Я прекрасно мог видеть реакцию Смита. Его голова поникла, плечи опустились и он побрел прочь. Скотти и Барри были лучшими друзьями, но, пожалуй, Смиту доставалось от Боумэна даже больше, чем игрокам.

    Мы всей командой любили прикалываться над Томасом Хольмстремом, пока тот не овладел английским в достойной степени. Томас всегда был одной из любимых жертв Боумэна. Мы же обзывали его личным шофером Ника Лидстрема, так как они всегда вместе приезжали на арену.

    Если Гомер начинал злиться, то он изрыгал ругательства на смеси английского и шведского. Мы называли этот язык «швелийский». Эта игра слов непередаваема. Конечно, мы постоянно пытались вывести его из себя. После того как Хольмстрем заканчивал свой спич, то я или Дрэйпер обращались к Лидстрему: «Ты можешь перевести, что он мелит?»

    Голкипер Кевин Ходсон провел за «Детройт» 35 матчей, но он навсегда вошел в число моих самых любимых одноклубников. И не только для меня. Я знаю, что Айзерман его просто обожал.

    Одним из самых полезных качеств Ходсона было то, что он мог дублировать стиль игры любого голкипера в лиге. При подготовке к матчу это было крайне полезно.

    Ходсону поставили диагноз «синдром Вольфа-Паркинсона-Уайта». Его стала мучить аритмия. В феврале 1996 года ему сделали операцию. Но это не помешало ему продолжить карьеру. Также это не заставило его прекратить свои розыгрыши. Его коронным был трюк, который мы прознали «Сэндвич с дерьмом».

    Это происходило только на выездных матчах. Гостевые раздевалки тесные, душевые смежены с туалетом. Поэтому Ходсон ждал, пока все выйдут на лед, после чего шел в туалет и наваливал самую большую и вонючую кучу в истории человечества. Следующего посетителя туалета ждал крайне неприятный сюрприз. Такие истории не прочтешь в газетах. Но сортирный юмор крайне популярен в раздевалках НХЛ.

    Я всегда относился с большим уважением к российским игрокам. У нас были отличные отношения с Сергеем Федоровым. И я считаю, что многие его недооценивают. Это был невероятно талантливый игрок. Когда он выходил на лед, то ему практически не было равных.

    Игорь Ларионов получил прозвище «Профессор», потому что его всегда окружала аура высшего общества. Это был Игрок с большой буквы. Я любил слушать его рассказы о работе под руководством Виктора Тихонова. Те истории, что мы рассказываем о североамериканских тренерах, и рядом не валялись со страшными рассказами об 11 месяцах игры за национальную команду. Игроки из эры Ларионова не могли быть уверенны в своем будущем, если они где-то оступились. Быть атлетом за «Железным занавесом» – это выживание.

    Я любил поигрывать в домино с Ларионовым, Павлом Дацюком и Сергеем Чекмаревым (наш массажист). Именно Игорь заинтересовал меня миром английской футбольной премьер-лиги. По сей день я остаюсь фанатом «Манчестер Юнайтед», благодаря Игорю.

    Мы с Дрэйпером быстро сблизились. У нас была небольшая разница в возрасте, мы оба пришли из ОХЛ и мечтали играть в НХЛ. Пусть наши характеры совершенно разнятся, но нам всегда нравилось проводить время друг с другом. Дрэйпер никогда не был драчуном, но он любил побороться в шутку. И чем больше он выпивал, тем больше входил в раж. Его было очень тяжело сбить с ног, поэтому он был достойным соперником.

    Самая запоминающаяся наша схватка произошла 2 ноября 1995 года. Я помню дату, так как в тот день мы одолели в овертайме «Бостон» (6:5). Решающая шайба на счету Стивена Айзермана.

    Перед игрой Скотти Боумэн решил, что Кит Примо и Дрэйпер останутся в запасе. Это развязало Крису руки. Так что, когда я присоединился к ним в баре, Дрэйпс уже порядком набрался. Учтите, что это произошло еще до того, как я начал посещать реабилитационные центры, – я быстро догнал его. Мы вернулись домой в два часа ночи. Не помню, как мы начали бороться, но именно нашей нетрезвостью я объясняю то, что мы начали швырять друг друга без особой осторожности. К счастью, мы серьезно не пострадали, чего нельзя сказать о мебели. Охрана отеля трижды приходила и сообщала, что соседи жалуются на шум. Я случайно разбил локтем нос Дрэйперу. Он залил кровью всю комнату.

    На утро мы постарались замести следы. Но все наши усилия были тщетны. В конце концов, в «Детройт» пришел счет на три тысячи долларов. Мы с Дрэйпером без разговоров поделили эту сумму пополам.

    В этом плане Айзерман был похож на Криса. Он не был драчуном на льду, но любил побороться вне льда. Моя работа всегда заключалась в том, чтобы оберегать Стивена. И однажды я с ней не справился. В тот день он чуть не вылетел в окно 20-го этажа одного из отелей.

    На людях Айзерман всегда был сама серьезность. Но среди партнеров он прослыл весельчаком, мастером колких фраз. Когда он включал свой острый язык и начинал словесную атаку на тебя, то ты думал: «Это смешно. Надеюсь, это неправда».

    В начале моей карьеры мы были соседями по комнате. И он всегда пытался заставить меня выкладываться на все сто, когда мы боролись. Он этого никогда не мог добиться, но это же чертов Стив Айзерман, значит он никогда не отступал.

    Как-то мы заселились в Финиксе в отель «Хаятт». Я получил комнату на 20 этаже. В какой-то момент в ней оказались я, Стив Айзерман, Крис Дрэйпер и Джо Кошур. По своей традиции, Айзерман прыгнул на меня, но я сбросил его и зажал между стеной и кроватью. Наблюдая всю эта картину Кошур сделал то, что всегда делал – встал на защиту Стива. Он схватил Дрэйпера и несколько раз стукнул того по почкам.

    Крис не хотел участвовать в этой действе, поэтому он потребовал у меня отпустить Айзермана: «Я буду завтра ссать кровью, если ты не отпустишь Айзермана», – кричал он каждый раз, когда Кошур вновь заносил над ним кулак.

    Трижды я пытался оттащить Джо от Криса, не выпуская Стива из его угла. Но каждый раз как я отвлекался на Кошура, Стивен начинал вырываться. Приходилось заталкивать его обратно и вновь приниматься за Кошура. В конце концов, мне пришлось отпустить Айзермана, чтобы облегчить страдания Дрэйпера.

    Напоследок я наградил Стивена болезненным тычком. Кошур отпустил Дрэйпера. Казалось, все угомонились. Пора было идти на ужин. Но именно в этот момент Айзерман вскочил на кровать и, словно с трамплина, прыгнул с нее в мою сторону.

    Беда в том, что я находился на достаточном расстоянии, чтобы увернуться, так что он пролетел мимо. Потенциальная трагичность всей ситуации не доходила до нас, пока тело Айзермана с грохотом не влетело в окно. Стекло выдержало, и Стивен медленно сполз на пол. На мгновение воцарилось молчание, все пытались осмыслить, что же произошло. «Не пора ли ужинать?» – прервал наши раздумья Кошур. Мы, конечно, согласились и пошли на ужин как ни в чем не бывало.

    Для справки, на следующий день Дрэйпер действительно писал кровью.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7739

    Даррен Маккарти. Глава III

    null

    Когда я мечтал играть в НХЛ, то не мечтал стать чемпионом в тяжелом весе. Восхищался Бобом Пробертом, но не хотел походить на него. Я хотел быть похожим, скорее, на Рика Токкета. Хотел быть бомбардиром, который не боится сбросить перчатки, а не бойцом, который иногда забивает.

    Я не хотел быть Бэтменом. Я хотел быть Робином минус лосины. Пусть я и был готов схлестнуться с любым соперником, но осознавал, что это не должно быть моей единственной целью. И когда я попал в «Детройт» в сезоне-1993/94, то оказался в идеальной ситуации. Проби был все еще с нами, и он был королем лиги. Пусть я подрался 23 раза за сезон, в то время как Проберт – только 15, но ни у кого не возникало сомнений, кто из нас Бэтмен, а кто – Робин.

    С Пробертом в составе, а он провел 66 матчей, я был избавлен от обязанности драться с элитой тафгаев НХЛ. И это было здорово, ведь эти парни легко могли закончить твою карьеру одним ударом.

    Я быстро осознал, что не хочу встретиться с Тони Твистом из «Сент-Луиса» и Джо Кошуром из «Рейнджерс». Но в свой первый сезон в НХЛ я все же схлестнулся с Кошуром. Один из его ударов расколол мой шлем. После этого мы вместе повалились на лед. «Ты в порядке, парень», – спросил Джо. «Спасибо, что не убили меня, мистер Кошур», – ответил я.

    Как боец, я был очень вынослив. Я мог вытерпеть любую трепку. Казалось, что у меня просто каменная голова. Но вот кожа моя словно из бумаги. Я очень легко получал рассечения. Однако моя склонность заливать все кровью не отбила моего желания продолжать драться.

    Я всегда считал, что не последнюю роль в моей успешной карьере сыграл тот факт, что я с уважением относился к судьям. Мой дядя, Вик Макмаррен, был арбитром юниорской лиги, и в детстве я проводил много времени с ним и его знакомыми. Я понял, что судьи любят этот спорт не меньше, чем я. Позже одним из моих ближайших друзей стал арбитр НХЛ Дэн О’Хэллоран.

    Когда я выступал в НХЛ, то всегда помнил, что лайнсмен может спасти твою задницу, если ты попал в беду. И вы думаете, что они не помнят, кто и как к ним относился? Я мог не согласиться с их решением. Но я никогда не проявлял к ним неуважения. Максимум, что я мог сказать: «Я не думаю, что ты верно оценил эпизод», – на этом все.

    Несмотря на тот поток критики, который обрушивают на них фанаты, мне всегда казалось, что арбитры в большинстве случаев принимают верное решение. И простому человеку трудно представить, насколько неблагодарен их труд.

    Думаю, что Скотти Боумэну понравилось то, что я мог дать команде. Я забил 9 голов, набрал 181 штрафную минуту. Также на моем счету было 4 (2+2) очка в плей-офф.

    В том году мы с Черил должны были пожениться. Хотели сделать это после окончания сезона. Мы вместе жили в Нови, но она постоянно ездила в Канаду, навещая родителей. Из-за этого возникали некоторые иммиграционные проблемы, поэтому в клубе мне дали специальную справку, что я являюсь работником «Детройт Ред Уингс», а Черил – моя невеста.

    У нас не возникало никаких проблем до одного случая. Одна принципиальная сотрудница таможни заявила, что эта справка ничего не значит, что Черил жила в США нелегально и что ей будет запрещен въезд в страну. Пришлось отвезти ее к моей бабушке, пока я не решил проблему.

    Единственной возможностью вернуть Черил в США было срочно пожениться. Что мы и сделали 15 декабря 1993 года в маленькой часовне в Уиндзоре. Мы не стали отменять официальную летнюю свадьбу, хотя уже и были расписаны к тому моменту несколько месяцев.

    И какая свадьба может быть без интересной истории с мальчишника? Мы праздновали в одном из баров Детройта. Как вы и могли ожидать, разгорелась потасовка. Сначала я не хотел ввязываться. Однако мне пришлось вступиться за своего друга детства Адама Габриэлле. Какой-то парень без видимых на то причин исподтишка ударил Гуидо. Уже через пять секунд я сжимал своими руками горло обидчика. Я ударил его головой о паркомат. Хотел врезать ему еще, но принял решение, что пора валить. К счастью, никаких негативных последствий этот неприятный инцидент не имел.

    Я прекрасно помню свой первый гол в НХЛ. 21 октября 1993 года. Игра против «Сент-Луиса». Шон Бурр вывел нас с Китом Примо 2 в 1. Кит сделал мне передачу, и я пробил Боба Эссенсу. Я вспоминаю тот гол с некоторой грустью, так как мой дедушка, Джигс, умер тем летом от рака простаты. Он видел мою игру в АХЛ, мое выступление в контрольных матчах, но, увы, так и не увидел меня в НХЛ.

    Он был в ужасном состоянии, когда я навещал его в последний раз. Он спал, но когда я взял его за руку, то он проснулся. Мне тяжело справиться со смертью близких. И у меня до сих пор наворачиваются слезы на глазах, когда я вспоминаю наше последнее свидание. Он так много дал мне в моей жизни. Я до сих пор задаюсь вопросом, а смог бы он уберечь меня от того количества ошибок, что я совершил? Он умел достучаться до меня, как никто другой.

    Через пару дней после того, как я забил первый гол, я взял подаренную мне шайбу и отправился Вудсли. Я закопал ее вместе с моей первой хоккейной карточкой в могиле моего дедушки.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7738

    Даррен Маккарти. Глава II

    null

    Когда я играл за «Адирондак» в сезоне-1992/93, то мы были одной из самых жестких команд во всем профессиональном спорте. И я говорю не только о хоккее. Восемь игроков из той команды набрали более 100 штрафных минут за сезон. На моем счету было 278 минут штрафа. 45 удалений за драки. Кирк Томлисон набрал 224 минуты, Боб Бугнер – 190, Джим Камминс – 179, Деннис Виал – 177, уже ушедший на тот свет Марк Потвин – 109.

    Я решил действовать по выработанной системе – заставить людей уважать меня. Дрался при любой возможности. Но я чувствовал, что у меня есть протекция. Томлисон любил говорить соперникам: «Не поломайте парня, иначе вы сами знаете, что вас ждет».

    Драки на профессиональном уровне – это настоящее искусство. Существует свой кодекс, определенный свод правил. Об этом я узнал не сразу. Во время контрольного матча я побил молодого парня из «Торонто» и по пути к скамейке штрафников активно праздновал свою победу. Позже тем вечером помощник генерального менеджера «Ред Уингс» Дуг Маклин подошел ко мне и заявил: «Твое поведение во время матча недопустимо. Это НХЛ, а не рестлинг-шоу. Член команды «Детройт» не имеет права себе такого позволять». Мне не нужно было объяснять второй раз. Когда дело доходило до драк, то я хотел все делать правильно.

    Моя самоотверженность быстро завоевала сердца фанатов и я стал одним из любимцев трибун. Я даже разработал свою собственную «фишку». Во время игры я жевал жвачку. И после драки я надувал большой пузырь, чтобы продемонстрировать фанатам, что со мной все в порядке.

    У нас была не только жесткая, но и талантливая команды. Мы действительно умели играть. В сезоне-1991/92 «Адирондак» завоевал чемпионское звание АХЛ под руководством Барри Мелроуза. Однако летом он ушел в «Лос-Анджелес». Его место занял 30-летний Ньюэлл Браун.

    В сезоне-1992/93 команда представляла из себя хороший сплав опыта и молодости. С одной стороны группа ветеранов, считающих, что они должны играть в НХЛ (Аллан Бестер, Кен Куинни, Бобби Доллас), с другой стороны группа молодежи, надеющаяся пробить в высший свет (Крис Осгуд, Слава Козлов и я).

    Отдельно стоит отметить атмосферу в той команде. Ветераны понимали, что они должны помогать молодежи прогрессировать. Они хотели, чтобы наши карьеры сложились успешно. Они обучили меня многим премудростям игры. А ведь в некоторых коллективах игроки готов перегрызть друг другу глотки за место в составе. Каждый думает только о самом себе. К счастью, в «Адирондак» все было иначе.

    Мы были очень близки. Постоянные походы в бары, устраивание вечеринок и разных посиделок. «Ред Уингс» быстро осознали, что я слишком люблю кутить, и генеральный менеджер Джим Девеллано посоветовал моей девушке, Черил, приехать ко мне на Рождество. Они надеялись, что она сможет усмирить меня.

    Мы заселились в апартаменты по соседству с Осгудом и Кассельманом. Они жили этажом ниже. И я отчетливо помню, что проводил с парнями гораздо больше времени, чем со своей девушкой. Мы любили поиграть в хоккей на «Сеге». Я всегда выбирал «Чикаго», так как за ту команду играл Джереми Реник. Он был просто шикарен в тех версиях. Кассельман играл за «Вашингтон», а Оззи – за «Ванкувер». Мы даже сделали свой виртуальный Кубок Стэнли – обмотали бутылку из-под «Гаторейда» изолентой. И после каждой зарубы проводили торжественную церемонию вручения переходящего кубка. Мы могли просидеть за игрой всю ночь. Иногда Черил, которая собиралась отходить ко сну, стучала по полу, давая мне понять, что пора возвращаться. Тогда Оззи говорил: «Твоя старуха зовет тебя».

    Тот сезон был полон приключений. К примеру, нам очень полюбилась одна забава – скатываться на самодельных санях с горы. Под сани мы определили камеру от колеса грузовика. Как-то я, Стью Малгунас и Майк Силлинджер разогнались слишком сильно и влетели в дерево. Никто не пострадал, но мы были разозлены, что другие даже не сразу обнаружили наше отсутствие. Силлинджер сказал: «Придется тащиться в гору». – «Нет, не придется», – с этим словами я достал из кармана заготовленную бутылочку ликера. Наша троица просидела под деревом, пока не прикончила почти всю бутылку. Когда же остальные спустились и стали нас искать, то мы здорово повеселились, окрикивая их, а потом перебегая в другое место.

    Однажды я катился на наших «санях» с девушкой и мы влетели прямо в гараж. Я прикрыл ее своим телом. К несчастью, мое геройство стоило мне сильного ушиба бедра. Вся нога была в синяках. Ни один профессиональный спортсмен не захочет объявить своему тренеру, что получил травму, катаясь на санках с горы.

    Но у моих партнеров был план. Несколько человек, в том числе и я, заранее вышли на тренировку. Когда появился тренер Браун, то они заявили, что я получил травму, ударившись о борт. План сработал. Я пропустил четыре игры, но Браун так ничего и не узнал.

    В сезоне-1992/93 «Адирондак» заслуживал лучшей участи. Однако «Ред Уингс» отдали Шачака, Потвина и Джимми Карсона в «ЛА» в обмен на Пола Коффи. Заменить Шачака был призван Тэнсилл. После его повышения у нас случилась голевая засуха. Мы не могли удачно разыграть лишнего 79 раз подряд.

    Несмотря на наши неудачи, мы заняли второе место в своем дивизионе. И мы надеялись пошуметь в плей-офф. Тем более вернулись Тэнсилл и Силлинджер. Козлов прогрессировал день ото дня.

    Мы разнесли в первом круге «Кэпитал Дистрикт Айлендерс» – 17:6. Еще одной приятной новостью было то, что «Спрингфилд» выбил победителя Северного дивизиона – «Провиденс». Мы были фаворитами в нашей паре. Но серия с «Индианс» пошла не по плану. После четырех матчей счет был равный – 2:2. Тэнсилл пропустил последнюю игру из-за рождения дочери, но вернулся к пятому матчу и оформил хет-трик, принеся нам победу – 7:2.

    Перед шестым матчем Бестер заявил, что не может играть из-за семенных проблем. Его место занял Осгуд. Крис отыграл здорово, но мы проиграли (1:2). За 6 секунд до конца игры, казалось, Силлинджер сравнял счет. Но арбитры отменили взятие ворот, так как шайба не пересекла линию.

    Бестер вышел на седьмой матч, но он у него не задался. Мы перебросали «Спрингфилд» 63 – 37, но проиграли в овертайме – 5:6. Без сомнения, это одно из самых обидных поражений в моей карьере.

    Единственным утешением стало то, что я доказал обоснованность своих претензий на выступление в НХЛ. В тренировочный лагерь я ехал с уверенностью, что смогу попасть в основу. «Ред Уингс» решились на кардинальные перемены после поражения от «Торонто». Брайан Мюррей сохранил пост генерального менеджера, но на место главного тренера был приглашен Скотти Боумэн.

    Я сразу почувствовал, что новому тренеру нравится мой стиль игры. Думаю, ключевым моментом стала моя драка с Крисом Расселом в контрольном матче с «Чикаго». Это был классный бой. Сначала он удачно попал, но потом я наградил его двумя увесистыми оплеухами. Соперник повалился на лед, толпа неистовала. Ты испытываешь непередаваемые ощущения, когда такое количество людей проявляет свои эмоции. Неимоверный прилив адреналина.

    Пока я шел в раздевалку «Чикаго Стэдиум», меня закидывали попкорном и пустыми стаканами, обливали всякой дрянью. И мне это понравилось. Когда я вошел в раздевалку, то Боб Проберт, который не был заявлен на ту игру и занимался индивидуально, посмотрел на меня и сказал: «Пацан, да ты просто ебанутый».

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7737

    Даррен Маккарти. Глава I

    null

    Я рос в местечке Лимингтон, штат Онтарио. С самого детства я осознал, что не буду счастлив обычной, рутинной работой. Я наблюдал, как мой приемный отец трудится по 18 часов в сутки, и осознавал, что это не для меня. Я работал на него только ради того, чтобы заработать деньги на хоккей. «Для тебя это должно быть дерьмово, – говорил мой отчим, – поскольку ты не можешь сам уйти и тебя не могут уволить».

    Я не был примерным работником. Не упускал любой возможности отлынивать от дела. Я мечтал попасть в Национальную хоккейную лигу не в последнюю очередь потому, что это позволило бы мне избежать того же изматывающего труда, который выпал на долю моего отчима.

    Мой биологический отец, Дуг Франкотти, был копом в Барнаби, штат Британская Колумбия. Но его не было рядом, когда я рос, так как они с моей матерью, Робертой, разошлись сразу после моего рождения. Их роман не продержался и года с момента моего появления на свет.

    Главным мужчиной в моем детстве был мой дедушка, Боб Притчард, которого все звали просто «Джигс». У него была своя ферма в несколько акров в Вудсли, штат Онтарио. Настоящая деревенская жизнь. Идеальное место для 5-летнего ребенка.

    У нас в семье все любили спорт, но наибольшее влияние на меня в этом плане оказал мой кузен, Шон Робертс, который потом поиграл на юниорском уровне. Он был на 5-6 лет старше меня, но все равно позволял играть с ним и его сверстниками.

    Во что только мы не играли: футбол, бейсбол, хоккей… И никто не делал скидку на мой возраст. Эти игры закалили меня. Именно тогда я научился стоять за себя. И именно Шон первым объяснил мне, как это лучше сделать.

    Казалось, что беззаботная жизнь на ранчо продолжится вечно. Но я ошибался. Как-то на пороге нашего дома появился мужчина по имени Крэйг Маккарти. 29 апреля 1977 он обвенчался с моей матерью. Мы переехали в Лимингтон, пусть ранчо в Вудсли и оставалось центром моей вселенной.

    Крэйг Маккарти был хорошим, трудолюбивым человеком, но ему было тяжело справляться со столько гиперактивным ребенком. Мы часто сталкивались из-за моего поведения. Но эту проблему удалось решить. Спорт.

    Я до сих пор убежден, что ребенок не должен зацикливаться на одном виде спорта. Пусть он только и мечтает, к примеру, об НХЛ. Но ему нужно что-то еще, чтобы снять психологическое напряжение. Для меня этим стал бейсбол. К счастью, в тот период времени в Лимингтоне уродилось талантливое молодое поколение.

    К 12 годам я трижды выигрывал чемпионат Онтарио. И я уверен, что мы могли бы добиться гораздо большего, если бы участвовали в большем количестве соревнований.

    Наверное, серьезно стать хоккеистом я захотел лет в 10. Тогда мне удалось убедить моего отчима поднимать меня в 6 утра, чтобы я мог потренироваться хотя бы час до того, как отправиться на учебу. С 6 до 16 лет я посещал специальные тренировочные лагеря при Университете Гельфа, надеясь развить свои навыки. Моим родителям приходилось выкладывать по 400 долларов за неделю занятий, а потом я работал на отца, зарабатывая по 4 бакса в час, чтобы оплатить вторую неделю.

    В 15 лет я забил около 80 голов за команду «Лимингтон Райдерс» в детской лиге. Именно это позволило моей семье принять окончательное решение относительно моего будущего. Хотя сделать это было далеко не просто.

    Тренер команды Юниорской лиги B «Питерборо Роадраннерс» Брайан Драмм смог убедить моих родителей, что я смогу добиться успеха в хоккее. Главная проблема заключалась в том, что Питерборо находился в 293 милях от Лимингтона. Пусть для канадцев вполне привычно, что молодые талантливые игроки уезжают в другой город, чтобы набираться больше мастерства. Но это не значит, что канадские родители соглашаются на это без раздумий.

    Однако тренер Драмм заявил, что будет работать со мной индивидуально. Он видел во мне потенциал игрока НХЛ. Он сказал, что я могу жить с ним и что он будет следить за тем, чтобы я не забрасывал учебу.

    Мой отчим всегда считал, что ты не должен задаваться вопросом: «А что если бы…» Именно поэтому он поддерживал все мои увлечения. Так что, в конце концов, родители дали добро на мой отъезд. Они даже прикупили коттедж в 20 минутах езды от Питерборо, чтобы им было легче навещать меня. Это бы серьезный удар по семейному бюджету, но они понимали необходимость такой жертвы.

    Тренер Драмм сразу объяснил, что, в первую очередь, я должен окрепнуть физически, а уже потом заниматься техникой. Он стал первым человеком, который сказал мне, что я могу пробиться в Национальную хоккейную лигу. Моей главной проблемой было катание. Я посещал специальные уроки, часами оттачивал свое катание, но оно так и осталось слабейшим аспектом моей игры.

    Это был совершенно иной уровень хоккея. И моя мама осознала это, когда она приехала в тренинг-кэмп «Питерборо» и увидела, как я выбиваю всю дурь из одного из парней. Как и советовал тренер, я старался утвердиться в роли тафгая. Но моя мама была взбешена увиденным. Она даже не хотела разговаривать со мной после этого. Ведь он знала совершенно иного Даррена. В детский лиге я играл в стиле Александра Овечкина – бомбардир, который сминает все на своем пути. И ей было сложно принять мой новый стиль игры.

    Я мечтал, чтобы «Питерборо» выбрал меня на драфте Канадской хоккейной лиги. В 1989 году у команды была два пика в третьем раунде. Я был уверен, что один из них потратят на меня. И я был просто раздавлен, когда «Питс» пропустили меня. Зато вскоре подсуетился «Беллевилль».

    Три сезона в составе «Буллс» прошли просто замечательно. Лидером команды был будущий энхаэловец Скотт Торнтон. При первой же возможности, я что есть сил впечатал его в борт. Я мог слышать реакцию Торнтона: «Что это за ебанутой пацан? Что не так с этим ублюдком?» Мы подрались, и я смог постоять за себя. С тех пор Торнтон всегда был готов помочь мне ценным советом.

    В первом сезоне командой руководил Дэнни Флинн. Потом ему на смену пришел Лэрри Мэйвити, поигравший в свое время в ВХА. Для меня он был идеальным тренером. Приверженец старой школы, отдающий предпочтение жестким игрокам. Он не терпел нарушения субординации. Если ты дерзнул нарушить правила, то должен был заплатить за это.

    Как-то я вместе еще с несколькими парнями засмотрелись телевизор и вышли на раскатку с опозданием в несколько секунд. Мэйвити помчался в раздевалку и сорвал телевизор со стены. Он орал на нас, словно мы совершили страшное преступление. Но в его представлении мы сделали именно это. Мы продемонстрировали неуважение к игре, к команде.

    Как и учил тренер Драмм, я должен был зарекомендовать себя в первом сезоне. Мне удалось набрать 27 (12+15) очков при 142 минутах штрафа в дебютный год. Мне было 17 лет, но я заработал уважение.

    На следующий год я забил 30 голов, сделал 37 передач, а также на моем счету было 20 драк в 60 матчах. Количество штрафных минут возросло до 151. Но самым запоминающимся моментом сезона-1991/92 стала для меня первая встреча с Крис Дрэйпером. Он выступал за «Оттаву 67» и только что вернулся с молодежного чемпионата мира. Помню, тогда подумал: «Что это за парень с золотой цепью на шее, который носится по льду со скоростью 100 миль в час?» Тогда я еще не знал, что этот парень станет самым близким моим другом.

    «Оттава» выбила нас в плей-офф за 6 матчей. Никогда не забуду драку между Дрэйпером и Брентом Гретцки. Считаю, что Крис выиграл тот поединок, но я никогда не говорил ему об этом. Наоборот, я всегда подтруниваю над Крисом. Вспоминаю ту схватку. Их долго не могли растащить, но никто из соперников так и не сподобился на увесистый удар. Словно они лупили друг друга подушками. Я всегда говорю: «Может, вы и выиграли ту серию, но меня хотя бы не побил Гретцки».

    Брент Гретцки был хорошим хоккеистом и, играй он сейчас, мог бы сделать хорошую карьеру. Но ему не хватало физических данных. За 194 игры в составе «Беллевилля» он забил 84 гола и набрал 250 очков. Быть младшим братом самого Уэйна Гретцки крайне сложно, но Брент отлично справлялся.

    С 1987 по 1991 года правила НХЛ позволяли выбирать 18- и 19-летних игроков только в первых двух раундах. Когда тебе исполнялось 20, то тебя могли выбрать уже в любой момент.

    Я рассчитывал, что меня выберут, когда меня будет 19. В то время моим агентом был Ролли Томпсон, и он заявил, что, по слухам, мной интересуется «Баффало». Однако тогда меня никто не выбрал, и я решил сменить агента. Но главное я решил в следующем сезоне стать непреодолимой силой для соперников.

    Летом я занимался по специальной программе, которая включала в себя тренировки в горах, велотренажеры и катание на роликах. Я был в лучшей форме за всю свою карьеру.

    Удивительно, сколько свободы я получил в том сезоне. Я мог подхватить шайбу на синей линии, заехать в зону и бросить без помех. Никто не хотел стоять у меня на пути. Я был признан лучшим игроком ОХЛ в том сезоне. На моем счету было 55 голов в 65 матчах. Добавьте еще 72 передачи и получите 127 очка. Гретцки набрал 121. Как много игроков могут сказать, что обошли Гретцки в бомбардирской гонке?

    Я анализировал свои бои в юниорской лиге и считаю, что проиграл только раз. У меня были ничьи, но поражение нанес мне только Тони Йоб из «Кингстона» в мой первый сезон. Однако через два года мы вновь встретились (он играл уже за «Су-Сент-Мэри») и уж тогда я отвел душу. Я запомнил этот момент, так как на той игре присутствовала моя мама. К счастью, она уже смирилась с той мыслью, что только таким способом я смогу пробиться в НХЛ.

    Та игра против «Грейхаундс» также была знаменательна тем, что я отметился хет-триком. Занимательно, что ворота соперника тогда защищал Кевин Ходсон, с которым мы потом были партнерами по «Детройту».

    На арене «Беллевилля» установили специальную голову быка, которая загоралась, мычала и испускала дым каждый раз, как «Буллс» забивали. Тогда мы накидали Ходсону 10 шайб. Позже он признавался, что его еще некоторое время мучили ночные кошмары «с этой чертовой головой быка с ее горящими глазами».

    Я старался убедить клубы НХЛ, что я могу постоять за своих партнеров, что я могу выполнять большой объем черновой работы. Когда представители «Детройта» проводили со мной собеседование перед драфтом-92, то Кен Холланд спросил: «На что ты готов пойти ради того, чтобы играть в НХЛ?» Я посмотрел ему прямо в глаза и ответил: «На все что угодно. Я знаю, что многие бросаются такими словами, но я тот, кто действительно пойдет на все».

    Наверное, это произвело на них впечатление, так как «Ред Уингс» выбрали меня под общим 46-м номером.

    Я сожалею, что за три года, проведенные в «Беллевилле», у нас так и не получилось пройти далеко в плей-офф. В то время команда находилась в режиме перестройки.

    Зато я вспоминаю игры против Эрика Линдроса. Его была крайне сложно остановить. Он просто растаптывал всех на своем пути. Но стоит отметить, что от «Буллс» ему все же доставалось. Конечно, силовых приемов в стиле Скотта Стивенса никто не проводил, но Линдрос все равно время от времени попадал под хит, так как всегда играл с опущенной головой.

    Моя юниорская карьера хорошо подготовила меня к НХЛ. Но минусом того времени стало то, что я стал слишком рано вести бурную, взрослую жизнь. Тебе 16 лет и ты начинаешь зависать с 19- и 20-летними парнями. Родителей рядом нет. Тренеры стараются оградить тебя, но они не знают тебя также, как твоя семья. Так что не трудно себя распустить.

    Я начал пить, курить дурь и позволять себе много лишнего. Тусовался словно рок-звезда. Я быстро вырос после того, как покинул родительское гнездо. Возможно, слишком быстро.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7736

    Даррен Маккарти. Биография

    Вступление

    null

    «Если кокаин был где-то рядом, я не отказывался». Вступление к автобиографии Даррена Маккарти

    Автор: Иван Шитик

    Здравствуйте! Как и обещал, с этой недели я начинаю серию новых постов. В этом году в поле моего зрения попала книга экс-тафгая «Детройта» (и еще «Калгари», если кто забыл) Даррена Маккарти. Хочу напомнить, что я, как уж повелось, перевожу не всю книгу целиком, а только избранные части. Благо, выбрать есть из чего. Также вновь заранее предупреждаю о возможном присутствии в тексте ненормативный лексики и грамматических, лексических и пунктуационных ошибок (прошу прощения, но в моем случае без этого никак).

    В остальном все останется без изменений. Планирую публиковать по две части в неделю – скорее всего, в понедельник и среду. Надеюсь, вам будет интересно вновь вспомнить вместе с Дарреном дела не такого уж и далекого прошлого, а также лучше понять природу появления чемпионской команды «Детройта».

    Моя жизнь похожа на фильм Квентина Тарантино. Просто какое-то безумие. Словно один из героев фильма Тарантино очнулся в каком- то задрипанном мотеле, его жизнь повернулась на 180 градусов, и он пытается понять, как дошел до этого.

    Вот я – популярный игрок «Детройт Ред Уингс», зарабатывающий более двух миллионов долларов в год. А на следующий день я живу на пенсию НХЛ и подписываю автографы, чтобы оплатить аренду.

    Смотреть фильмы Тарантино – словно размышлять о Вселенной. Ты не знаешь, как это все началось и как все закончится. Нет никакой последовательной истории. Ты никогда не можешь понять, как все кусочки мозаики соединились в одно целое. Это отлично подходит под описание моей жизни. Я действительно не знаю, где нахожусь. В начале или в середине своей истории. Иногда кажется, что это просто флэшбэк. Иногда не хочется верить, что все это происходило на самом деле.

    Я могу поклясться, что тусовался с каждым героем из каждого фильма Тарантино. Винсент Вега в исполнении Джона Траволты отлично подходил для той компании, что зависала у меня дома.

    Мой загородный дом был полон «Бесславных ублюдков» той ночью, четыре года назад, когда я осознал, что моя жизнь скатилась в полное дерьмо.

    В те времена мой распорядок дня был крайне прост. Отправиться в бар, просидеть там до закрытия, а потом пригласить всю тусовку к себе для продолжения банкета. И так день за днем.

    Потом я встретил девушку по имени Шерил, которая помогла мне осознать, что люди, с которыми я тесно общаюсь, скорее всего, не желают мне добра.

    Одной ночью, когда мой дом вновь был полон, я схватил хоккейную клюшку, что стояла в углу, и саданул ей по столу. Щепки полетели во все стороны. Я хотел, чтобы все убирались к чертовой матери из моего дома.

    Можете назвать это глотком свежего воздуха, моментом моего выхода из тумана, моментом, когда спала пелена.

    Один парень настолько испугался, что забаррикадировался в спальне. Он просто оцепенел и отказывался выходить даже в туалет. Позже он признался, что чуть не обосрался прямо в спальне, потому что боялся, что я могу прикончить его, как только он выйдет из комнаты. Это настоящий страх.

    Не стоит думать, что вы прочтете воодушевляющую историю канала «Hallmark» о том, как я избавился от плохих людей в своем окружении и встал на путь истинный. Это не моя жизнь. Все не так просто. Первый шаг в борьбе с зависимостью – сдаться, выкинуть белый флаг, признать, что эта зависимость слишком сильна и тебе не справиться с ней без чужой помощи.

    Проблема в том, что я провел слишком долгую часть жизни с убеждением, что сдаться – это не выход. Я был тафгаем в НХЛ. А тафгаи НХЛ не сдаются. Мы не признаем, что нуждаемся в помощи. Мы не позволим никому указывать, что нам делать. Но в тот момент, когда мы признаем, что должны бороться со своими зависимостями, нет никого более целеустремленного в желании одержать победу.

    Менталитет тафгая – одновременно и его главная сила, и его главная слабость.

    Жизнь профессионального спортсмена не сулит постоянных радостей и веселья. Я наркоман. А наркомана не ждет хэппи-энд. Я все еще в пути. С того момента, как я доверился Шерил 31 декабря 2010-го, она помогла мне обрести цель в жизни.

    С тех пор, как мы доверились друг другу той холодной ночью, я никогда не изменял ей. Я горжусь этим. Возможно, это не то, чем можно хвастаться. Так и должно себя вести, когда ты любишь кого-то. Я хочу быть преданным мужем. А это совсем не тот человек, которым я был во время своей профессиональной карьеры.

    Я никогда не любил кокаин. Я больше по травке и спиртному. Но если кокаин был где-то рядом, я не отказывался, особенно для того, чтобы взбодриться после того, как напился. Я называл кокаин «эквалайзером».

    Эти признания должны показать вам, что в этой книге я не собираюсь ничего замалчивать.

    С 2011 года я продвинулся в своей реабилитации. На тот момент я легко выпивал несколько бутылок «Джек Дэниэлс», потом несколько рюмок «Ягермайстера» и 15-20 банок пива. Плюс еще кокаин.

    На дворе лето 2013 года, я все еще выпиваю. Но только пиво. Даже не притрагиваюсь к ликерам. Курю марихуану, но абсолютно легально. У меня есть медицинский рецепт, который позволяет мне ее покупать. Она заглушает постоянную боль, что осталась мне в наследство после карьеры. У меня тяжелый артрит рук и плеча, которые я повредил в многочисленных боях. Я не прошу вашего сожаления. Я просто предоставляю вам факты.

    На данный момент я – действующий алкоголик. Я хочу прекратить пить. Верю, что могу это сделать. И есть доказательства, подтверждающие мои слова. Но я все еще не могу сегодня назвать себя трезвенником. Возможно, и завтра сказать этого я еще не смогу.

    Так как я провел 15 сезонов в НХЛ, мое тело – машина с огромным пробегом. Я разваливаюсь на части, завожусь не с первой попытки. Мои руки из-за всех этих драк выглядят словно лапы чудовища. Я испытываю постоянную боль. Но я никогда не просил обезболивающих таблеток. Я знаю, куда это может привести меня.

    Эта книга называется «Мой последний бой». Именно так я вижу борьбу со своими зависимостями. Это бой, который я хочу и должен выиграть.

    Но это изматывающая, уродливая битва. На нее никому не захочется смотреть. Никто не будет подбадривать меня с трибун во время этой драки. Есть только Шерил и я, которые борются с моими проблемами каждый день. Тьма иногда может взять верх. Я могу быть грустным, больным, подумывающим о самоубийстве алкоголиком. Шерил ограничивает меня шестью банками пива в день, но иногда я превышаю дневную дозу. В моей жизни еще не было более тяжелого боя.

    Некоторые думают, что знают мою историю. Но это не так. Забудьте о том, что вы слышали, так как я поведаю вам истину. Это грубая, жестокая правда о моей карьере и жизни. Так как любое неверное решение тянет за собой интересную историю, то здесь вы найдете их множество.

    Я надеюсь, что эта книга развлечет вас и прольет свет на то, что же по-настоящему представляет из себя моя жизнь, полная взлетов и падений. Каждый день я просыпаюсь с надеждой найти свою золотую середину. Каждый день я просыпаюсь и не знаю, что ждет меня впереди. Каждый день я просыпаюсь и пытаюсь понять, как же я дошел до такого состояния.

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7735

    Боевая машина Дональд Брашир

    null

    Дональд Брашир

    Год рождения: 1972 г.

    Рост: 191 см

    Вес: 110 кг

    Играл за клубы НХЛ: Монреаль Канадиенс (1994 – 1997), Ванкувер Кэнакс (1997 – 2002), Филадельфия Флайерз (2002 – 2006), Вашингтон Кэпиталз (2006 – 2009), Нью-Йорк Рейнджерс (2009 – 2010)

    Дональда Брашира я помню очень даже хорошо. Да и наша спортивная пресса его частенько упоминала. Особенно мне нравился отрезок его карьеры в Ванкувере. Тогда Дональд блистал вовсю. Наши спортивные издания часто тогда писали про клуб из Ванкувера! Еще бы! Тогда там зажигал сам Павел Буре. Надо отметить то, что за безопасность Паши отвечал индеец Джино Оджик, друг Павла. И Джино тогда вел себя агрессивно, чтобы заставить потенциальных агрессоров обходить Буре стороной. Но вот в сезоне 1997 – 1998 индейца обменивают в Нью-Йорк Айлендерс, и Павел Буре, «потеряв» друга, тоже уходит из клуба…

    Не знаю всех этих перипетий, да и не помню уж, но приход в Ванкувер из Монреаля Дональда Брашира значительно повысил боевой рейтинг команды. И если бы остался в Кэнакс Павел, то проблем с хулиганами у него не было бы! Впрочем, Дональд успел немного поохранять Павла Буре. И поиграть с Джино Оджиком за один клуб… Эх, и сильна тогда была в бойцовской составляющей команда Ванкувер Кэнакс. Соперники были в ужасе: Дональд Брашир, Джейсон Струдвик, Дэйв Скачард, Крис Макаллистер, Джейми Хаскрофт, Билл Маккалт, Брайан Маккейб, Стив Стэйос, Мюррей Бэрон страха нагоняли! Здесь даже Чикаго мог им позавидовать! Дональд Брашир придя, потихоньку взял роль лидера команды на бойцовском фронте. Крушить начал всех подряд. В отличии скажем от другого топового супер-бойца Жоржа Ларака, Дональд Брашир был более агрессивным, дрался значительно больше Ларака! Но процент побед 60%, равный такому же проценту у Жоржа Ларака более весом, так как при большем количестве боев сохранить процент побед тяжелей!

    Дональд Брашир был очень грозным бойцом, цена его заключалась прежде всего в стабильности. Мог драться в любом стиле, в зависимости от соперника, хорошо владел обоими руками при основной левой, мог менять стойку, приспособиться к нему было тяжело любому бойцу. Его навыки в универсальности помогли ему в последствии в смешанных единоборствах.

    Многие почему-то считают его принципиальным соперником Жоржа Ларака… Я с этим не соглашусь. По большому счету у них получился по настоящему только один бой. Но какой! Супер! Но все же… Думаю, соперником №1 у Дональда Брашира был все-таки Сэнди Маккарти, там своя история… Так же в принципиальных числился и Тай Доми…

    Есть и недоброжелатели у Дональда. Ему часто ставят в упрек то, что он часто использовал вяжуще-выматывающий стиль. Но повторю, Брашир универсален. Он мог и на обмен ударами пойти… Похож немного…))) на медведя, если со стороны посмотреть. Где-то читал интересную историю: Майк Кинэн, будучи главным тренером Ванкувер Кэнакс, был в гневе. Это было в перерыве игры. Орал на всех, пинал бутыли с водой, кидался и что-то попало в Дональда Брашира. Дональд спокойно подошел к Майку Кинэну и предложил ему выйти и поговорить! На полном серьёзе. После этого Кинэн сразу успокоился…))) Была отличительная черта у Дональда: после боя, как правило победного, Брашир стряхивал руки как бы от пыли, грязи, это многих бойцов раздражало! На моей памяти только ещё Пи-Джей Сток отмечал победы подобным образом, но Сток подымал руку вверх, что приводило в восторг домашнюю арену Бостона…

    Дональд Брашир провел 390 боев, в 60% одержал победы.

    null

    «Прямые линии» с игроками НХЛ. На этот раз нашим собеседником стал форвард «Вашингтона» Дональд Брашир – человек, который защищает на льду Александра Овечкина. Собрав вопросы читателей на редакционном сайте, наш корреспондент отправился на встречу с «великим и ужасным» тафгаем.

    Брашир оказался очень отзывчивым парнем, да и «Советский спорт» знает прекрасно благодаря Наталье БРАГИЛЕВСКОЙ, освещающей игры «Филадельфии» (оттуда Дональд переехал в столицу США). Грозный тафгай любезно согласился поиграть своими бицепсами-шарами, когда позировал мне на пару с Овечкиным. Ребята делали вид, что вроде как занимаются армрестлингом.

    Еще Дональд меня удивил тем, что вне площадки он из грозного воина превращается в спокойного и вежливого парня, говорящего тихим голосом. Вот так, почти усыпляюще Брашир рассказывал мне, как однажды в схватке с Джо Кошуром ему раскололи шлем, как он сошелся в дебютном бою с Бобом Пробертом, что Дональду в этом сезоне поступало предложение от клуба суперлиги. Все это было в первой части беседы («Совспорт» от 5 марта), а сейчас – продолжение.

    МНЕ ЖАЛКО СВОИХ ЖЕРТВ

    – Как вы начали заниматься хоккеем?

    – Я вырос в приемной семье в Канаде, а там хоккей – спорт номер один. Я фанател от этой игры, выучился и дорос до НХЛ. Мой дебют состоялся в матче то ли с «Детройтом», то ли с «Оттавой». Я даже заработал очко за передачу!

    Помню, мне очень нравился Кэм Нили из «Бостона». Большой парень, умеющий и драться, и забивать голы. Я хотел быть похожим на него.

    – А почему вы выбрали карьеру тафгая?

    – Это пошло с юниорской лиги. В мое время мало кто знал, как нужно драться на льду. Вот в школе я много дрался. А однажды помахался во время игры и отправил противника в нокаут. И пошло-поехало… За жесткий стиль игры меня пригласили в НХЛ. Так я стал тафгаем. Но сейчас дерусь меньше, потому что уже заработал себе репутацию.

    – Вы поддерживаете какие-либо отношения с Марти Максорли? Лет семь назад он со спины так рубанул вас клюшкой по шее, что мы думали, вы останетесь инвалидом. За это Максорли выгнали из хоккея.

    – Я оставил это в прошлом, – лицо Брашира передернула гримаса. – Он мне не друг, я даже лично с ним незнаком…. Знаете, иногда я выхожу на лед и делаю другим больно. Если они, например, поднимут руку на Овечкина. Иногда я в конце матча могу на кого-нибудь наброситься. Но я никогда не попытаюсь нанести удар клюшкой со спины. Это грязно и подло.

    Но есть в мире справедливость. Я до сих пор играю в хоккей и наслаждаюсь любимым делом. А он – нет.

    – У вас были случаи, когда умение драться помогало в бытовой жизни?

    – Чаще наоборот! Из-за того, что я много дрался в школе, у меня возникали неприятности. Хотя это помогло мне на льду. Там проще биться – если я вдруг потерял баланс, то можно схватиться за соперника, чтобы не упасть. А на улице, если попал в заварушку, держаться не за что.

    – Вам не жаль своих поверженных соперников?

    – Да, иногда жалко, – смеется Брашир, которому явно польстило выражение «поверженные соперники». – Иногда попадается парень, который меньше меня. Я всегда отказываюсь с ним драться. Но если он продолжает ездить мне по ушам: «Давай, здоровяк, скидывай перчатки!» – то приходится ему навтыкать. После этого мне становится не по себе. Я спрашиваю себя: «Ну о чем он думал?»…

    А так мне больше всего нравится, когда все случается молниеносно. В порыве страсти, на эмоциях. Сбрасываются перчатки, и понеслось!

    Я УЧИЛСЯ У ФРЕЗЕРА

    – Не так давно вы тренировались вместе с бывшим чемпионом мира в тяжелом весе Джо Фрезером. Какие ощущения испытали, выходя на ринг?

    – В детстве бокс был одним из моих любимых видов спорта. С Джо Фрезером я провел всего один день, просто пошел с ним познакомиться. Однако позапрошлым летом я провел несколько боксерских поединков. Это захватывающе, но тяжело. Все должно быть сбалансировано, нужно прекрасно видеть ринг и быстро двигаться. Как говорил Али, «порхай как бабочка, жаль как пчела». Это очень техничный вид спорта.

    – Расскажите о вашем рационе питания.

    – Я ем все. Но сейчас становлюсь старше, поэтому уменьшаю употребление жиров, стараюсь питаться здоровой пищей – овощами, пастой, хорошим стейком. Иногда позволяю себе поесть в Макдоналдсе, – ухмыляется Брашир. – Просто потому, что очень уж хочется. Но это бывает редко.

    – Было ли когда-нибудь такое, чтобы вы сказали себе: «Нет, этот противник слишком опасен, с ним драться не буду»?

    – Нет. Никогда. Это я должен быть тем самым «опасным противником». Пусть меня боятся.

    ПОСЛЕ ДРАКИ УМЫВАЮ РУКИ

    – Что означает ваше фирменное отряхивание рук после поединка?

    – Ого, даже такие детали русские замечают?! – восхищается Брашир. – Это означает, что я стряхиваю пыль со своих кулаков. То есть я победил в схватке чисто и легко.

    – Чем будут заниматься ваши дети, когда вырастут?

    – У меня два сына. Младшему сейчас четыре года, он занимается теннисом и гольфом. А старшему сыну нравится сноубординг. Теннисом он тоже занимался, но недолго. Его больше привлекает гольф. Моя семья живет в Канаде, и парню есть где развернуться.

    – Кто для вас самый неудобный из всех тафгаев? Назовите пятерку лучших в НХЛ, с кем вы встречались.

    – Самый неудобный тафгай – Жорж Ларак. Он действительно очень силен. Его поставлю на первое место. Джо Кошур точно в пятерке из-за своего мощнейшего удара. Он лося может завалить, если влепит ему кулаком в лоб, не то что игрока. Боб Проберт был хорошим бойцом и вошел бы в мой рейтинг. Да и сейчас есть боевые ребята. Один из них… Как же его зовут? Того парня из «Буффало»? Крепыш такой… Ах, да, Питерс! Он бы точно попал в мою пятерку. (Назвав только четверых, хитрый Брашир, видимо, оставил пятое место для себя. – Прим.ред.)

    ПОСПОРИЛ БЫ С ОЗЕРОВЫМ

    – Кто лучше – Овечкин или Кросби?

    – Это два самых лучших игрока в лиге. Чем-то они, конечно, похожи. Оба очень целеустремленные, хотят быть победителями. Но выбрать из них самого-самого? Это все равно что сравнивать груши с апельсинами. Каждому нравится свое.

    – Вы пробовали русскую водку?

    – Да, конечно! Кто ж ее не пробовал? Все хоккеисты если пьют в барах и дома, то, будьте уверены, только русскую водку!

    – Как вы думаете, есть ли будущее у тафгаев в национальных сборных на Олимпиаде или чемпионате мира?

    – Нет, я уверен. Потому что ни на Олимпиаде, ни на чемпионате мира не дерутся. Тебя сразу удалят до конца матча.

    – У нас есть фраза по поводу драк на льду, сказанная великим Озеровым: «Такой хоккей нам не нужен!». С чем я категорически не согласен. Что вы можете противопоставить этим словам?

    – Есть много людей, которым не нравятся драки на льду. Но большинство из них не понимает, из-за чего эти кулачные схватки вспыхивают. Ведь изначально целью драк было одно – защитить товарища. Но теперь ситуация вышла из-под контроля, и в этом можно согласиться с Озеровым.

    А вот когда есть весомый повод для драки – это дело другое. Например, пусть кто-нибудь хоть пальцем попробует тронуть Овечкина – я его уделаю, чтобы он впредь был осторожен и даже не пытался нанести травму Алексу. Да, это жестоко. Но таковы правила игры.

    РЕККИ + КЛАРК = БРАШИР

    – Что вы делали во время локаута?

    – Играл в хоккей в Квебеке.

    – Какой у вас личный рекорд результативности?

    – Больше всего очков я набрал в сезоне-2000/01, когда выступал за «Ванкувер» (9+19=28 очков). (Брашир повторил свой рекорд в первенстве-2002/03 с «Филадельфией», но тогда три очка он набрал в плей-офф. – Прим. ред.). Обычно я зарабатываю очки на передачах. Выходя в одном звене с хорошими хоккеистами, сделать это несложно.

    – Вы в курсе, что в советском хоккее тоже были крепкие парни? Знаете ли вы такого защитника, как Александр Рагулин?

    – Нет, не знаю. Мы многих не знали, пока они не стали появляться в НХЛ.

    – Почему вы играете под номером 87?

    – Когда я перешел в «Филадельфию», мне пришлось выбирать новый номер. Я не мог взять восьмерку, под которой играл в «Ванкувере», потому что под ней выступал Марк Рекки. Но это мой любимый номер – он у меня был еще в глубоком детстве. А еще мне нравилась семерка, потому что я родился 7 января 1972 года. И еще я думал, что эта цифра приносит счастье. Решил: что ж, возьму семь. Но этот номер Бобби Кларка, под ним нельзя играть в «Филадельфии» – он выведен из обращения. Тогда подруга моего знакомого посоветовала мне сделать гибрид. Так и получился номер 87.

    – Сколько вы весите и какие у вас показатели в пауэрлифтинге?

    – Вешу я 234 фунта – это 105 килограммов. Но я замечу, что если ты занимаешься хоккеем, то много качаться вредно. Ведь нам нужно оставаться подвижными, чтобы не напоминать коров на льду. Так что если мы и работаем со штангой, то с небольшими весами.

    НАЗАРОВ – СЛАБАЧОК

    – С переходом Жоржа Ларака в «Питтсбург» складывается интересная ситуация: Ларак защищает лучшего новичка североамериканца Кросби, Брашир – лучшего европейского новичка Овечкина. Можете пообещать пару красочных боев с лучшим бойцом НХЛ последних лет?

    – Не так уж и много боев сейчас мы можем видеть в лиге. Ведь если Овечкина кто-то и вмажет грубо в борт, то это наверняка будет не Ларак. Да и я не тот, кто обычно применяет силовые приемы против Кросби. Против его тройки никогда не выхожу. Ларак и я идем «убивать» только обидчиков наших звезд. Соответственно вряд ли вы увидите драку между нами.

    – Вам когда-нибудь было страшно на льду?

    – Нет, – смеется Брашир. – Я никогда не боялся. Но когда я выхожу на бой, то могу волноваться. Например, если сражаюсь против нового тафгая, с которым раньше не встречался. И не знаю, насколько он хорош, какая у него тактика ведения боя. Ведь битву можно проиграть в любой момент. Нужно быть осторожным. Поэтому я волнуюсь – хочу оставаться победителем.

    – Что вы думаете о единственном российском полицейском Андрее Назарове, который уже завершил карьеру? И что вы будете сами делать, когда повесите коньки на гвоздь?

    – После того как уйду из хоккея, я перееду обратно в Канаду и открою свой бизнес. Этим уже сейчас пытаюсь заниматься. Буду работать, отдыхать, проводить время, играя в гольф. Да и просто наслаждаться тем, что могу чаще видеться со своими детьми. А с Назаровым мы один раз дрались. Лично я думаю, что он не очень хороший боец. Да, смелый и не боится лезть в пекло, но… Вы понимаете.

    – Вы долгое время враждовали с Лараком. Какие у вас сейчас отношения?

    – Хорошие. Порой деремся на льду. Но мы – земляки по провинции Квебек. Иногда встречаемся летом в Монреале, говорим друг другу: «Привет!». Однако на улице драки не начинаем, – улыбается Брашир.

    – А никогда не хотелось бросить все и стать лучшим снайпером «Вашингтона»? Зачем кого-то охранять? Пусть они вас охраняют!

    – Ни в коем случае! – Брашир машет руками. – Потому что тогда мне нечего будет кушать и оплачивать многочисленные счета. Какой из меня снайпер а-ля Овечкин? Вы шутите?

    – Вопрос нескромный! Кому бы вам больше всего хотелось набить морду?

    – Ха… – выдыхает Брашир, потом задумывается, подбирая корректные слова. – Наверное, я бы долбанул Шона Эвери из «Рейнджерс». Такие люди, как он, только и могут, что все время трепать языком, но никогда не дерутся. И ничего с ними не поделаешь, только удаление схватишь. Терпеть не могу игроков такого типа. Если в конце матча представится возможность и мы вместе будем находиться на площадке, то как-нибудь подъеду к нему и дам по голове. Пусть помнит Дональда Брашира.

    в ответ на: Новости НХЛ #7734

    Ушел из жизни обладатель Кубка Стэнли Тодд Юэн

    null

    В возрасте 49 лет скончался бывший игрок «Сент-Луиса», «Монреаля», «Анахайма» и «Сан-Хосе» Тодд Юэн.

    За 11 сезонов в НХЛ нападающий провел 518 матчей в регулярных чемпионатах, набрав в них 76 (36+40) очков.

    Также на счету форварда 26 матчей в плей-офф, в которых он не отметился очками.

    За свою карьеру тафгай набрал 1911 минут штрафа в регулярных чемпионатах, что в настоящий момент является 60-м результатом за всю историю НХЛ.

    В 1993 году канадец завоевал Кубок Стэнли в составе «Монреаля».

    в ответ на: Тафгаи НХЛ #7601

    Тафгайские байки. Марти Максорли

    null

    Cвоими историями делится прославленный телохранитель Уэйна Гретцки Марти Максорли.

    О саморегулировании в хоккее: «Для меня самый важный аспект кодекса, по которому мы живем, это честность и уважение. Без этого все превратится в Дикий Запад и ни к чему хорошему это не приведет. Если кто-то играет нечестно или неуважительно, то за это нужно расплачиваться, так уж заведено. Хоккей – это игра, которая регулирует сама себя. Большинство болельщиков будет шокировано, но почти каждый раз, когда два тяжеловеса сбрасывают перчатки, не они являются виновниками драки. Это начинается с мелочей, нарастает, и в конце концов им нужно с этим разбираться. Может быть, новичок решил проявить себя и сделал какую-то глупость, или кто-то из провокаторов поднял клюшку выше, чем следует, да все что угодно. Серия событий ведет к тому, что бойцам нужно покончить с этим, чтобы игра снова успокоилась. Так работают наши правила. И по окончании драки становится тихо, все снова играют в чистый хоккей. Вот этим нам и приходится заниматься: присматривать, чтобы парни играли чисто, иначе дело может принять довольно неприятный оборот».

    О совмещении хоккея и драк: «Мне кажется, что самое сложное в профессии бойца то, что твое тело и руки разбиты в кровь, а после этого тебе еще надо выходить и играть в хоккей. И то, и другое по отдельности достаточно сложно, а совмещать хоккей и драки каждый день – вот что было для меня настоящим сражением. Иногда ты настолько измотан психологически и физически, что это может сказываться на том, как ты действуешь на льду».

    О профессии тафгая: «Знаете, силовики, как правило, самые милые парни в команде – они самые простые и самые веселые в общении. Они хорошо справляются с этой ролью, потому что привыкли заботиться о своих товарищах, это вообще, возможно, самое бескорыстное амплуа во всем профессиональном спорте. Они хорошие люди. Их можно сравнить с полицейскими на дежурстве, или с отцом семейства, присматривающим за теми, кто не способен себя защитить. Некоторые любят представлять бойцов как животных и порождение ада, но когда вы знакомитесь с ними поближе, то понимаете, что в этом нет ни капли правды».

    О психологическом преимуществе: «Если вас ненавидят на выездных матчах – значит вы хорошо делаете свою работу. Если болельщики нервничали, кричали или бранились, когда я выходил на лед, я воспринимал это как комплимент. Они наблюдали за мной и надеялись, что я не буду трогать их любимцев, таковы уж болельщики. Это было весело, стыдиться тут нечего. Если тебя воспринимали в гостевых матчах как злодея, это значит, что тебя уважали и даже боялись, что может дать огромное психологическое преимущество для тебя и твоей команды. Дома же, наоборот, тебя почитали за героя, и это делало жизнь интереснее.

    Иногда я специально делал такие вещи, чтобы свести с ума болельщиков противника, и получал от этого удовольствие. Я помню мы играли в Чикаго, где под конец гимна Дени Савар всегда начинал нарезать круги по своей зоне, заводя болельщиков. Однажды у нас с ними был важный матч и незадолго до того, как Савар должен был начать кататься по своей зоне, я стал делать то же самое на нашей половине площадки. Господи, местные болельщики еще никогда не были в таком бешенстве. Это было весело. Мои товарищи по команде еле сдерживались, чтобы не засмеяться. Да, иногда приходится делать такие вещи, чтобы вывести противника из себя, не дать ему показать свою игру. Если они начинают думать о тебе, то перестают думать о хоккее. Изображать из себя злодея было весело, в особенности когда дело касалось болельщиков».

    О Broad Street Bullies: «Брод Стрит Буллис» могли все вместе побить кого угодно. Такая у них была стратегия. Им было наплевать, кем вы являетесь. Они одинаково рубили как техничных игроков, так и тяжеловесов, именно так они заработали свою репутацию. Особенность «Филадельфии» тех дней была в том, что вам никогда не удавалось драться с кем-то одним, разбираться приходилось со всей командой. Если ты начинал драться с одним, на тебя могли наброситься остальные. В каждой игре они знали, что их 20 парней в целом были круче, чем 20 парней у противника. Как только начиналась драка, все разбивались на пары, и даже если вы снайпер, то вам мог достаться кто-то вроде Бобби Кларка, который был злобным как черт. Много парней нервничали из-за этого. «Летчики» туго знали свое дело и многие команды их просто боялись. А как только ваш противник начинает бояться, можно сказать, что вы уже победили до начала матча».

    О «заявлениях»: «Помнится, когда я еще был в «Эдмонтоне», мы играли против «Виннипега», и там был такой игрок Дуг Эванс. Он слишком часто цеплял клюшкой Уйэна Гретцки, что сильно уменьшало наши шансы на победу. Он был довольно маленького роста, но очень раздражал своей манерой игры, так что я его хорошенько приложил. Я заработал четырехматчевую дисквалификацию, но оно того стоило. Команда не заплатила за меня штраф, и не возместила потом эту часть зарплаты, но я считаю, что поступил правильно. Моя работа – присматривать за тем, чтобы никто не позволял себе вольности в отношении наших игроков, и защищать их. Именно это я и сделал. Нужно ли говорить, что после этого он оставил Уэйна в покое, и игра стала значительно чище. Люди часто жалуются о жестокости в хоккее, но не понимают, на что направлены такие «заявления». Это сразу отбивает охоту заниматься грязными штучками, которые могут привести к травме, и делает игру чище для всех. В общем, я хотел, чтобы противники ответили за свои действия в отношении наших игроков».

    Об устрашении: «Главное в драках – это устрашение. Надеюсь, что мое присутствие на площадке не давало другим грязно играть против наших игроков. Я миллион раз видел как драки успокаивают и очищают игру, а еще чаще никаких драк и не требуется – все решается на словах или просто за счет появления тебя на скамейке для запасных. Я никогда не забуду, как в «Эдмонтоне», если игра становилась грязной, Дэйв Семенко, один из самых жестких игроков в истории, мог подъехать к провокатору, который доставал Мессье или Гретцки, и, глядя прямо на него, очень спокойно сказать: «Хорошо, сейчас кое-кому будет больно». После этого все грязные приемчики пропадали, с этим парнем дурить никто не хотел. Он очищал игру так, что большинство людей даже не могут себе представить».

    О защите своих игроков: «Если говорить о чужих разборках, то я называл Тони Грэнато «Хоккейным Доном Кингом», потому что он был настоящим устроителем драк. Тони был очень жестким и колючим игроком, провокатором, который мог начать нагнетать обстановку ни с того, ни с сего, после чего парням вроде меня приходилось выходить на лед и разгребать его «грязное белье». Помню как в одной из игр мы вели 4:1 в конце третьего периода, и тафгаи противника находились на льду, стараясь при этом помочь своей команде забить гол. Ничего серьезного в игре не происходило, и все было довольно чисто. Но тут Тони вышел на лед и безо всякой причины начал клюшкой рубить одного из их здоровяков. Парень, понятное дело, вышел из себя, и мне пришлось выходить на лед, спасать Тони от смерти. Я подъехал к этом парню, но он не захотел драться, потому что ничего против меня не имел. Тони, тем временем, даже понятия не имел как близок он был к тому, чтобы быть избитым тем парнем. Это важная часть хоккея – стараться сохранять равновесие. Мы с Тони были хорошими друзьями, я очень уважаю его стиль игры. Ему многое приходится терпеть, противник его не жалеет и не упускает случая задеть или ударить. Это очень тяжело. Он блокирует броски, играет в обороне, борется в углах, толкается на пятачке, зарабатывает удаления и всегда завершает силовые приемы. Тафгаю всегда нужно защищать таких игроков, потому что они отдают всего себя команде.

    Что меня действительно раздражает, это когда твой товарищ по команде бьет кого-то клюшкой после свистка или делает еще какую-нибудь глупость. Это меня просто сводит с ума. Зачем они это делают? Иногда они просто не отдают себе отчет о последствиях. Не то что бы я не хотел драться – это желание у меня всегда присутствует, но нужно понимать разницу между «правильным» удалением и «плохим» удалением. Также нужно делать правильные «заявления» и задавать правильный тон игре. Это все очень важные факторы. Я должен вступиться за своего, чего бы мне это ни стоило. Я должен помогать своей команде, и это моя роль в игре. Я понимаю и принимаю ее. Когда ситуация накаляется, ты уже на автомате должен выпрыгивать на лед и бежать к тафгаю другой команды, иначе ты не продержишься долго на своем месте. Это суровая реальность нашей работы».

    О подготовках к дракам: «Я ходил в спортзал где бил по мешку и боксерской груше, чтобы держать себя в форме. Немного занимался с тренерами по боксу, но больше всего времени уделял обычным тренировкам. Я никогда не смотрел записи боев. Некоторые присылали мне кассеты с моими драками, но даже их я смотреть не мог. Просто не хотелось. Мог бы начать слишком глубоко анализировать свои поединки, и думать, что я сделал не так в том или ином эпизоде. Вместо этого я старался сосредоточиться на том, чтобы как можно лучше быть готовым физически и психологически. Для меня гораздо сложнее были игровые тренировки, потому что бойцом я и так был неплохим. Я отрабатывал катание, броски и передачи, чтобы я мог помочь своей команде всеми возможными способами».

    Об отказе от драки: «У меня была одна уловка, когда наша команда теряла шайбу в чужой зоне и нам грозила контратака, я просто хватал ближайшего соперника и начинал с ним толкаться. Это была наша последняя надежда, но судьям ничего не оставалось как свистеть и останавливать игру. Я не собирался ни с кем драться, просто немного побороться, чтобы не получить 2 минуты как зачинщик драки. Мы оба получали по малому штрафу за грубость, и ни одна из команд не оставалась в меньшинстве. Однажды мы играли в Миннесоте, и я собрался проделать подобный прием против защитника «звезд» Дуга Змолека, который вообще не считался бойцом, но мне деваться было некуда, и я схватил его. Дуг решил, что я собираюсь с ним драться, скинул перчатки и со всей силы двинул мне в челюсть, выбив зуб. Я был в шоке. Я же не хотел с ним драться, а тут он меня чуть не уложил. Мы немного помахались, но нас быстро растащили. Позже во время матча я хорошенько впечатал его в борт и постарался вызвать на матч-реванш. Дуг просто снял свою перчатку и показал мне перевязанную руку, которую он поранил об мои зубы. Конечно, он не мог драться. Это было смешно, потому что у меня зубы болели чертовски, да и ему руку пришлось зашивать, так что мы были вроде как в расчете. Я не стал настаивать на драке, потому что нельзя драться с травмированным игроком. Дуг никогда не был грязным хоккеистом, поэтому мы просто забыли про это и продолжили играть в хоккей.

    Сейчас некоторые парни используют отказ от драки как преимущество, и это раздражает. Некоторые говорили мне, что они травмированы и не могут драться со мной, и я уважал их состояние. Но через некоторое время те же самые игроки начинали драться с нашими средневесами, и это просто выводило меня из себя. Таких ребят я заносил в специальный список, и им как правило доставалось по заслугам».

    Об игре через боль: «Помню как один раз в Тампе шайба попала мне в губу в самом начале матча и серьезно поранила. Наш врач быстро наложил несколько швов, и я вернулся в игру. Я знал, что после матча мне понадобится как минимум 12 швов, но мог потерпеть. Тем временем, их тренер Терри Крисп во время моей первой смены выпустил на лед своего тафгая. Это было низко. Я не отказался от драки и победил этого парня. Но швы разошлись и я все залил кровью. Когда отправлялся на скамейку для штрафников на большом экране показали все мое лицо в крови и болельщики просто сошли с ума. Они думали, что их игрок победил, потому что мое лицо было в таком виде. Нужно ли говорить, что практически никто из них не знал, что мне 20 минут назад шайба разбила лицо. Такие вещи тяжело переносить, и это очень подло со стороны тренера – идти на такое. Он должен был дать мне больше времени прийти в себя, но это хоккей, и именно за это нам платят деньги. Мои товарищи по команде и я сам знали, как все было на самом деле, а остальное уже было неважно».

    Об уважении: «Все игроки разные, и, когда ты на льду, на их действия реагировать тоже нужно по-разному. К примеру, когда я выходил против Петера Форсберга, то знал, что он меня точно хорошенько обстучит клюшкой. В результате, мне еще больше хотелось ответить ему тем же, и я никогда не жалел об этом. С таким как Петер вы никогда не сбросите перчатки, но вы можете играть против него немного жестче, потому что он сам не стеснялся в выборе приемов. Принимая это во внимание, могу сказать, что, если бы я когда-нибудь дотронулся клюшкой до Джо Сакика, то после игры обязательно подошел бы к нему и извинился. Я не говорю, что Форсберга я специально бил клюшкой, но если бы сделал это, то перед ним не стал бы извиняться и не жалел потом об этом».

    О драках с друзьями: «Я знал большинство парней, с которыми дрался, но для меня это не было проблемой, работа такая. Повторюсь, все замешано на честности и уважении. Я помню, дрался один раз с Кенни Баумгартнером, который был моим другом и бывшим партнером по команде. Его обменяли, так что нам пришлось разок пересечься. Это была наша работа, и мы ее сделали, таков уж хоккей. Мы оба зарабатывали этим на жизнь, так что ничего личного. Каждый хотел выиграть и помочь своей команде, больше ничего. Что было, то было. Если ты дерешься честно и с уважением, тогда все в порядке. Боксеры выходят на ринг и делают все возможное, чтобы побить своих противников, но они понимают, что это всего лишь работа. Они хотят, чтобы их противники дрались честно и относились к ним на ринге с уважением. Я считаю таких парней как Боб Проберт и Ларри Плейфэйр своими друзьями, испытываю к ним большое уважение и получаю наслаждение от драк с настоящими воинами. Я получал удовольствие, когда видел их на льду, было очень приятно с ними соперничать. Они играли в правильный хоккей, с уважением друг к другу».

    О жизни вне льда: «Нет вопросов, иногда это бывает очень тяжело. Перейти из заряженного состояния в расслабленное, готовиться ко сну. Самое трудное – это когда два матча идут подряд, и ты не можешь нормально заснуть. Я часто ловил себя на мысли, что уже 3 часа ночи, а я смотрю телевизор или читаю книгу. Прошедший матч все еще крутится у тебя в голове, в особенности если у тебя был тяжелый бой, в котором ты себя не слишком хорошо показал. Можно еще думать о следующей игре и о том, с кем там придется драться. С таким стрессом непросто справиться. И беспокоишься не только о драках, но и о других гораздо более важных аспектах игры – если пропустили дурацкий гол, когда ты был на площадке, или если нахватал кучу минусов. Постоянно думаешь «А что если?» и проигрываешь эти эпизоды у себя в голове, представляя, что бы ты мог сделать лучше. Я ненавижу проигрывать и иногда отрицательные эмоции могут накапливаться и накапливаться. Невозможно отключаться и включаться по команде – это так не работает. Для меня было преимуществом, что я не женился во время своей карьеры – мне не надо было беспокоиться о жене, детях и разных семейных заботах. Никаких проблем мне это не доставляло и помогало сосредоточиться на своей работе».

    О карьере тафгаев: «Иногда приходится проводить по четыре матча за пять дней на выезде с очень непростыми командами, и ты можешь поучаствовать в пяти, шести или даже семи драках. Это очень много, и это огромная нагрузка на организм. Если ты как тафгай продержался в лиге около десяти лет, то это очень хороший результат. Значит ты побеждал чаще, чем проигрывал, иначе тебя уже тут не было бы. Эта работа забирает очень многое из твоей жизни. Я испытываю большое уважение к этим ребятам, они настоящие воины. Много молодежи добивается успеха на ранних этапах, но большинство из них не может долго продержаться на этом уровне. Психологическая и физическая мясорубка хоккея перемалывает и выплевывает тебя, так что продолжительная карьера тафгая для меня нечто особенное».

    О судьях: «Некоторые судьи очень хорошо понимают хоккей и то, как развивается игра. Помню в одном матче Мэттью Барнэби лупил меня клюшкой каждый раз, когда я проезжал мимо него. Я понял, что он хочет спровоцировать меня на удаление, но не не того напал. Однако он упрямо продолжал делать свое дело. В конце концов, арбитр Терри Грегсон подъехал ко мне и сказал: «Эй, прекращай это». На что я ответил: «Я ничего не делаю. Это Барнэби провоцирует меня на нарушение. Присматривайте лучше за ним». Он так и сделал, и вскоре Барнэби подъехал ко мне и снова стал задираться. Грегсон вернулся к нам и сказал Барнэби: «Хорошо, если ты еще раз выкинешь что-то подобное, я скажу своим помощникам отвернуться на время и предоставить возможность Максорли выбить из тебя всю дурь». Лицо Мэтта стало белым как у призрака и он сказал: «Ты этого не сделаешь», на что Грегсон ответил: «Еще как сделаю. Смотри у меня». Нужно ли говорить, что весь остаток матча Барнэби ближе чем на три шага ко мне не подходил»?

    http://www.youtube.com/watch?v=M9k6p1P45Io

Просмотр 15 сообщений - с 31 по 45 (из 147 всего)